Алекс не шелохнулся.

Отвечать он тоже не стал. То, что он мог бы сказать, было для них пустым звуком: «Вы не понимаете, я дезертировал не потому, что я трус, я дезертировал, чтоб не потерять Лию… Я знаю, что вы втопчете меня в грязь своей ненавистью и презрением, но мне не стыдно… Чего мне стыдиться? Я ни о чем не жалею… Нет, об одном очень даже жалею: что мы не покинули эту деревню с утра пораньше, до вашего появления… Еще жалею, что Лия спустилась на равнину проверить ту ловушку и вы ее заметили и схватили — так ведь все было?»

Дверь содрогнулась от первого удара. За ним последовали другие. Должно быть, они нашли топор на дровах за домом.

«Перестаньте, не ломайте дверь, я вас боюсь. Да, боюсь — боюсь вашей грубой силы, вашей уверенности в собственной правоте. Боюсь за Лию, которая больше не кричит. Что вы с ней сделали? Что собираетесь с ней сделать? Что станется с ней без меня? Интересно, нашла ли она в ловушке своего кролика?.. За себя я тоже боюсь — боюсь того, что меня ждет: того черного, зловещего, безымянного, о чем я пока не хочу думать, но уже чувствую, что оно у меня внутри, в каком-то темном углу, и мне от этого больно».

Доски затрещали, в щели показалось лезвие топора. Еще два удара, и образовался пролом. В него просунулась рука и принялась нашаривать засов.

«Ты добрый конь, Факси. Ты дарил нам свое тепло. Ты везешь сани, с грузом или без, куда тебе велят, ты несешь на спине любого и не берешься его судить — будь то твой хозяин, живой или мертвый, будь то здешний уроженец или fetsat… будь то Лия, или я, или кто-нибудь из этих солдат, которые сейчас войдут. Я глажу твою гриву, Факси, и благодарю тебя, это последнее, что я еще волен сделать. Потому что я еще пока что на воле, вот сейчас, эти последние секунды я еще вольный человек… ekletyen…»

Внезапно засов подался, и дверь распахнулась настежь, впуская в хлев яркий белый свет. Вошли пятеро и встали в ряд, преграждая выход. Трое слева были его ровесники, они наставляли на него ружья с самым грозным видом; четвертый, стоявший против света, в очках, казался скорее испуганным, чем воинственным.

Пятый был Бриско.

Он узнал его с первого взгляда, и это было как удар молнии. Не было и тени сомнения: пятый солдат, крайний справа, высокий, выше остальных, с крупным носом и жестко, почти жестоко сжатым ртом — пятый солдат был его брат Бриско. Едва их взгляды встретились, он это сразу понял. Глаза — это окна души. Он испытал это, когда канул в глаза Лии два месяца назад. И вот теперь он переживал то же самое и с той же силой, поймав взгляд Бриско. В один миг все его детство хлынуло ему в сердце. Тысячи часов игр, согретых этим взглядом, полным нежности и смеха, десять лет, освещенных этим радостным, доверчивым взглядом…

«Я спасен, — подумал он, — спасен…»

Но это продолжалось лишь долю секунды — а потом он понял, что Бриско его не узнал. Он вспомнил, что уже несколько дней не брился. Со скверной бритвой Родиона это было не бритье, а мучение, он и бросил. Какой ты колючий, — говорила Лия. Но неужели от этого он так изменился, что… Нет, что за глупости, дело не в бороде. Бриско не видел его восемь лет, вот в чем причина.

— Руки вверх! — рявкнул один из солдат. — И выходи, хватит за лошадь прятаться!

Он поднял руки. Те смотрели на него с любопытством, чуть ли не завороженно.

«Так вот что за зверь дезертир», — казалось, думали они. Один подошел, обшарил его, вывернул карманы, нашел там нож.

— Порядок, больше у него ничего нет.

— Выходи на улицу, давай, шевелись.

Он пошел к двери, обуреваемый разнородными, но одинаково сильными чувствами: страхом пойманного зверя и ощущением чуда от встречи с Бриско. Он гадал, увидит ли во дворе Лию. Почему ее больше не слышно?

— Погулял, и будет… — проворчал кто-то из солдат, когда он проходил мимо.

«Я не гулял, — хотелось ему сказать, — я два раза чуть не погиб…»

Перед хлевом безмолвно и неподвижно стояло еще человек десять. Их начальник в чине лейтенанта бесстрастно смерил его взглядом с высоты своего коня. Два капрала по бокам от него кивали и ухмылялись.

— Вот он, наш путешественник… — сказал один.

— Да, вот и он, — подтвердил другой.

— Имя, звание, подразделение? — спросил лейтенант.

— Александер Йоханссон, рядовой второго класса, четвертый пехотный…

— Хорошо.

Алекс поискал глазами Лию, но не увидел. Сердце у него защемило. Хотелось позвать ее, но он удержался.

— Куда его теперь? — спросил солдат, который его обыскивал.

Он был явно возбужден приключением и жаждал продолжения. Из тех юнцов, что готовы на любое непотребство, только предложи, подумал Алекс.

— Если хотите свести счеты, валяйте, — равнодушно проронил лейтенант. — Даю вам пять минут. Не переусердствуйте.