Но она-то видела выражение его глаз.

— Вряд ли его лапки так уж отличаются по анатомии, — Саша просяще смотрела на Тимофея. — Давай попробуем его вылечить, мне кажется, ветеринар даже не побеспокоиться о ежике, это же не дойная корова, в конце концов.

Тимофей сердито вздохнул, но она не сомневалась, что угадала, никто бы там ежом не занимался.

— Это природа, Саша, и есть такое понятие, как «естественный отбор», — все так же ворчливо пробормотал он, но протянул руку, рассматривая больную лапку ежика.

— Но при чем тут перелом? — сделав вид, что не поняла намека, удивленно спросила она. И потянулась к Тимофею, прижавшись губами к его уху. — Ну, пожалуйста…, - прошептала она, нежно целуя его щеку и уголок рта.

Тимофей фыркнул, показывая, что разгадал ее тактику, но тем не менее, выдохнул и пробормотал:

— Ладно, — и забрал у нее ежика.

Всю дорогу до амбулатории он ворчал себе под нос. Однако, в первую очередь занялся именно ежиком, с помощью Саши зашил и наложил тому подобие повязки и шины под удивленными взглядами медсестры и лаборантки. Даже пообещал Саше, что этот «ее питомец» должен скоро поправиться. А она была так благодарна за то, что Тимофей пошел ей навстречу, что искренне поцеловала его, ничуть не стесняясь наблюдения. И он остался явно доволен таким вознаграждением.

Следующая неделя оказалась неожиданно насыщенной. Сплетни, без которых никак не обойтись в селе, разлетелись подобно лесному пожару, но Саша с Тимофеем старались не обращать внимания на любопытные взгляды, следящие за каждым их шагом. Кто-то только посмеивался, наблюдая за тем, как они вместе приходят и уходят из амбулатории, кто-то пожимал плечами. Но находились и те, которые судачили, осуждая настолько «быстрый» роман.

Саша же и Тимофей жили так, как хотелось им, отстранившись от мнения окружающих. Что толку кому-то объяснять, насколько счастливыми и мирными выдались для них эти дни? Люди редко радуются благополучию в жизнях окружающих. Потому они занимались обычными делами: пытались распределить вещи и обязанности, наладить совместный быт, который не создается в один миг. Саша изучала привычки Тимофея и замечала, как он с таким же вниманием присматривается к ней, запоминая, что и как она любит делать.

Всегда непросто начинать жить с другим человеком, тем более, когда вам обоим не по двадцать лет и за спиной уже есть не во всем хороший опыт. Но тем не менее, они старались, потому что оба получали удовольствие от общества друг друга.

Она с удивлением поняла, что Тимофея очень даже легко рассмешить. Оказалось, что его характер вовсе не настолько суров и тяжел, каким все это время виделся Саше. Хотя она допускала, что таким Тимофей показывал себя только тем, кого считал близкими людьми — ей, отцу Николаю. С остальными он держался все так же настороженно и отстранено. И Саша могла только радоваться, что ее допустили в этот узкий круг.

В четверг, едва уговорив священника не несколько минут оторваться от приготовлений к Пасхе, Саша все-таки осмотрела отца Николая, одобрив план лечения, который назначил Тимофей. Только предложила заменить один препарат более новым. И наблюдала за тем, как Тимофей провел экспресс-тест на ВИЧ, который купил накануне в городе, куда они вместе ездили за покупками. Результат оказался отрицательным. И Саша с удивлением поняла, что расслабилась. Оказывается, она уже серьезно волновалась за этого человека, успевшего стать и ей хорошим приятелем.

Но и помимо этих дел, кроме работы в амбулатории — забот оказалось выше головы.

Одной из самых серьезных, как ни странно для Саши, оказался «Ёж».

Именно так, с большой буквы и с такой интонацией, с какой обычно говорят нецензурные слова. Иногда ей казалось, что Тимофей и считает это слово ругательством. Но она не могла злиться на него, наоборот, смеялась каждый раз, слыша это обращение. Смеялась до тех пор, пока на себе не ощутила все прелести характера спасенного ими животного. О чем Тимофей, кстати, уже жалел и не раз мимоходом намекал, что природа не любит вмешательства.

За что Саша была ему благодарна, так это за то, что говорить об этом Тимофей начинал уже после того, как утешал и успокаивал ее. Потому как у этой, совершенно неблагодарной твари (Саша убеждала себя, что не имела в виду ничего грубого, ведь даже в Писании это слово употреблялось), оказались слишком острые зубы. И Ёж не стеснялся демонстрировать это им обоим, кусая пальцы ног. А так как температура воздуха с каждым днем становилась все выше, у животного появлялось море возможностей. В конце концов, дошло до того, что Саша сначала внимательно осматривала двор, и только после этого осторожно выходила, уже не одергивая Дика, любящего погонять Ежа. Даже закрытые тапочки порой не спасали, он умудрялся цапнуть и через ткань. И она уже и сама задумывалась о том, что поступила опрометчиво. Ладно бы только Саше доставалось, больше всего же она переживала, когда Ёж кусал Тимофея. Опасалась, что тот будет сердиться на нее, ведь это Саша «пригрела» такого подлеца. Однако Тимофей, даже кривясь от боли и высказывая улепетывающему ежику все, что думает о его поведении, ни словом, ни взглядом никогда не упрекнул ее. Это только больше покорило Сашу.

Кроме того, помимо проблем с «диким» питомцем, Саша вдруг, совершенно неожиданно для себя, начала готовиться к Пасхе, посвятив всю субботу выпечке самых настоящих куличей. Хотя не планировала ничего подобного. Даже Тимофея подключила к готовке. И тот, честно признав, что ничего в этом не смыслит, все же взялся ей помогать. А началось все еще в пятницу ночью, с очередного, вовсе не приятного для обоих пробуждения…

В темноте сложно было рассмотреть ее черты, но Тимофей все равно всматривался, почему-то не в силах отвести глаза. Саша давно спала. А ему хотелось смотреть на нее. Хотелось запомнить и впитать в себя каждую черточку, каждое движение, каждый легкий вздох лежащей рядом женщины.