– Ну, все наконец? Едем?

– Едем!

– А теперь, – весело сказал Андрей, – я должен тебя связать. Ты уж потерпи, так надо. Для правдоподобия.

Степан широко улыбнулся: все получилось, как надо, игра вступала в заключительную стадию. Еще один, последний бой – и на экране загорится сияющее Game over… Он, Степан, выиграет у родителей! Это оказалось не очень трудно. Даже весело. Он, конечно, волновался за маму, но бранчливый голос отца в трубке лишил его всякого желания сознаться, что все это – розыгрыш. Страшный, может быть, но – розыгрыш. Он с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться прямо в телефон – и смех все-таки прорывался, но Степан зажимал себе рот, чтобы смех сошел за рыдания. Кажется, папа ничего не понял. А может, чуть-чуть догадался? Иначе почему говорил с ним так сердито?

Нет, не может быть. На самом деле все получилось. Деньги уже сегодня будут у Андрея. А Степана найдут родители… И чтобы все их подозрения испарились, Степан должен будет иметь такой вид, будто ему действительно пришлось многое пережить. Будто ему здесь было очень плохо…

А если по-честному, ему здесь было хорошо. Гулять было нельзя, его могли бы заметить; но Андрей ради него взял на работе отпуск, таскал ему журналы, какие он просил, не запрещал часами играть в игры на карманном компьютере и никогда не говорил, что этими играми он только попусту портит глаза. Вместо обедов с обязательным супом на первое и тефтелей на второе можно было питаться необыкновенно вкусными макаронами из пакетика, которые надо заливать кипятком. А еще Андрей рассказывал ему о том, где он побывал, что повидал. Шутил с ним, играл в шашки и домино, – и оказалось, что играть с живым человеком интереснее, чем с машиной. Они много смеялись… Одним словом, у Степана останутся замечательные воспоминания об этой пустой, словно бы ничейной, квартире в отдаленном районе. Андрей говорит, что это временное жилье, его не жалко бросить. Наверное, так оно и есть. Андрей взял бы на себя слишком тяжелую ношу, принимая беглеца в собственной квартире. Достаточно и того, что он подставил себя под удар, укрывая беглеца. Теперь ведь его по правде могут обвинить в похищении…

– Связывай покрепче, – советовал Степан старшему другу, морщась от сдавливающей его руки толстой бельевой веревки. – Без лажи.

– Откуда только таких выражений набрался? – пожурил его Андрей. – Придется заняться твоим воспитанием…

– Займешься потом. А сейчас связывай так, чтобы я мог сказать, что меня здесь мучили.

Но, несмотря на проявленное в этом пункте мужество, Степан дрогнул, когда Андрей принес из кухни моток широкого серого скотча.

– А это… обязательно?

– А как же, – ответил Андрей с серьезным лицом. – Спросят: почему не кричал, не звал на помощь? Люди кругом, услышали бы… Так что для конспирации – придется.

Заклеивание рта скотчем оказалось на редкость противной процедурой. Хотя обычно Степан не имел некрасивой привычки плеваться, ему тотчас захотелось сплюнуть заполнившую рот жидкую, показалось, что избыточную слюну. А только представить, как эту полоску, сразу стиснувшую лицо, сорвут одним движением… или даже не одним… Ой! Это же страшно больно… Но надо так надо. Андрей лучше знает, как надо.

Степан точно со стороны, будто происходящее его не касалось, наблюдал за Андреем, действия которого становились все более и более иррациональными. Он достал из шкафа скатанное одеяло, расправил его, кнопками и булавками закрепил его на окне. Затем своими сильными руками он легко сдвинул диван с лежащим на нем связанным мальчиком на середину комнаты, прямо под четырехрожковую люстру, растопыривавшую свои пыльные абажуры-колпаки. После этого он вышел в коридор и там исчез. Минута шла за минутой, и Степан уже подумал, что Андрей так неслышно ушел куда-то из квартиры… Но он вернулся. В руках он держал что-то странное – длинный шерстяной шарф. Черно-белый. Кому нужен шерстяной шарф? И зачем? Ведь сейчас лето…

Андрей подошел совсем близко к Степану и наклонился, чтобы заглянуть ему в глаза. Мальчику померещилось – или это было на самом деле? – что взгляд у старшего друга виноватый.

– Степан, ты меня хорошо слышишь?

Вот смешной вопрос! Ведь у него заклеен рот, а не уши… Лишенный возможности подтвердить словами, Степан кивнул – прижал подбородок к обвитому веревками телу.

– Вот видишь, Степан, как иногда сложно все выходит в жизни. Мне ведь было с тобой интересно, я привязался к тебе. Ты это пойми… А сейчас я тебе должен рассказать одну печальную историю. То, что много лет назад, еще до твоего рождения, случилось между мной и твоим отцом…

Андрей видел, как широко раскрылись глаза Степана. Кажется, он что-то попытался сказать, вопреки полосе скотча. Андрей думал, что испытает от этого дикое наслаждение, какое бывает, когда сбывается нечто давно ожидаемое. Ничего подобного! Если бы кто-то посторонний сказал ему сейчас: «Отпусти мальчишку, и ничего тебе не будет», – разве он не послушался бы? Но нет, он мечтал об этом дне долгими лагерными ночами, когда усталость гонит в сон, а перевозбужденный мозг не позволяет заснуть. Он не знал о существовании этого мальчика, он не знал, что Игоряха вообще женился; он только знал, что должен отомстить. Он должен, должен, должен…

Андрей сам удивляется, что у него все получилось. Ведь, если честно, он задумал рискованный план. Куда проще было бы подстеречь сына Кулакова, оглушить его ударом по голове – на физическую силу Мащенко никогда не жаловался и, затолкнув в машину, проделать то, что проделывают, наверное, десятки, сотни обычных киднепперов. Однако Андрей Мащенко не относился к их числу. Для него были важны не столько деньги, – хотя Игоряха, если по-честному, много чего ему задолжал за отнятую часть их общего бизнеса, – сколько возмездие. Сопоставляя все факты (времени было предостаточно), Андрей понял: это Игоряха Кулаков отнял у него самое дорогое и близкое. Не только любимую женщину, не только возможность создать семью, – подорвал его веру в людей. Они же были не разлей вода, Андрюха и Игоряха, два волжанских оболтуса, два отважных бизнесмена, два отчаянных экономиста! И вот, Игоряха предал его. Пусть теперь предательство постигнет его сына. А для этого следовало подойти к Степану как можно ближе… Конечно, был еще запасной вариант жертвы похищения – жена Кулакова; но эта тоненькая смуглая женщина, похожая на подвядший в отсутствие воды фиолетовый гладиолус, не выглядела счастливой в замужестве. Возможно, ее потеря не опечалила бы Кулакова. А ребенок… Все-таки ребенок – это ребенок. Все мы наиболее уязвимы в своих детях.