Ваха помнит этот военный подмосковный аэродром. И если ранее здесь царили уныние, забвение и какая-то замаскированная, овеянная контрабандой тишина, то теперь оживление, масса довольных летчиков, напоминающих Вахе бесшабашных чеченцев вокруг гостиницы «Россия».

Лишь после взлета Кнышев спросил:

— Удостоверение журналиста с собой?.. Всегда держи при себе.

— Как амулет? — нескрываемый сарказм в тоне чеченца.

— Дурак ты, — искоса, будто видит впервые, оглядел Кнышев соседа, скривив губы, как-то жалостливо ухмыльнулся, затем, отвернувшись, заснул.

У трапа их встречают генералы и полковники. Кнышеву отдают честь. Мастаеву без особых церемоний предлагают сесть в машину, стоящую в стороне. Однако Кнышев приказывает пересадить его к нему — бронированная «Волга». Кортеж машин уже выезжал за ворота части, когда Кнышев, как бы очнувшись, приказал развернуться и ехать к складу.

От этой картины удивленный Мастаев резко выскочил из машины. У огромного металлического ангара два ряда машин в очереди, все — чеченцы. В одной — бойцы президентской гвардии, в другой — вроде их противники, так называемая оппозиция. Из склада они выносят тяжеленные ящики со стрелковым оружием. И тут же из-за нарушения очередности между чеченцами возник спор.

— Не шумите, не спорьте, — кричит начальник склада. — Оружия всем хватит. Полный ангар.

От этой сумасбродной картины Ваха совсем опешил, потом бросился назад, к машине, у которой с безразличием курил Кнышев.

— В-в-вы, вы, — Мастаев не только стал заикаться, он просто не мог найти слов. Как вы смеете?! Это издевательство! Зачем вы их вооружаете? Вы грезите войной! Вы провоцируете бойню! Вы большевик, фашист, безбожник!

— Мастаев! — Митрофан Аполлонович бросил окурок, решительно подошел к Мастаеву, жестко схватив локоть, тряхнул и на ухо, шипя: — Что ты несешь, болван? Кто их насильно заставляет это оружие брать? Просят. Вот, пойди и разубеди этих дураков. Иди же, спасай отечество!

К словам не придраться — так и есть. Но в интонации Кнышева столько снисхождения, что Ваха готов был его задушить. А за что? За то, что и вправду его земляки — наивные бестолочи.

— Накъости! [149] — бросился он к складу. — Зачем, зачем вы берете оружие? — стал кричать он на чеченском. — Вы хотите друг друга перестрелять?!

Погрузка прекратилась. Наверное, с минуту царило всеобщее оцепенение, после чего, как положено, слово взял на вид самый старший, по крайней мере с убеленной сединой бородкой:

— Оружие никогда не помешает. Тем более, что бесплатно дают.

— Бесплатно только сыр в мышеловке, — крикнул Мастаев. — Они нас хотят стравить.

— А мы только с ними будем воевать.

— Как ты с русскими собираешься воевать?! Посмотри, только здесь сколько у них авиации?

— Дело не в оружии, а в силе нашего духа!

— О каком «духе» ты говоришь? Ты что, с ума сошел?

— Сам ты дурак, — придвинулся бородач. — И к тому же трус и предатель, с русским приехал.

— Что ты сказал? — Ваха тоже пошел навстречу. Тут между ними стали земляки.

— Почему заминка? — в это время крикнул начальник оружейного склада. — Нужда есть? Пошевеливайтесь, скоро обед.

— Поехали, — Кнышев вновь взял Мастаева за руку.

Ваха чувствовал себя очень скверно. Всю дорогу до чеченского райцентра Надтеречный, где находился штаб оппозиции, он молчал. По пути было много постов, да перед ними все открыто, честь отдают. И, уже подъезжая к цели, Кнышев сказал:

— В Грозном не оставайся. Баппу тоже в горы забери. Кстати, твой дед колоритный мужик.

Вахе казалось, что Митрофан Аполлонович чуть ли не сказал «был», осекся. А Мастаев об этом справиться не посмел: ему стало отчего-то совсем не по себе. Впервые в жизни внутренний голос что-то очень тревожное ему подсказывал. Он даже не попрощался с Кнышевым. Пока последний здоровался с руководителями чеченской оппозиции, кои чуть ли не с хлебом и солью встречали советника президента России, Мастаев уже бежал к автостанции.

Оказывается, Грозный уже заблокирован. Лишь один шабашник осмелился ехать. На Терском хребте во весь охват глаз — российские войска, множество палаток, танки окопали, стволы направлены в сторону города. Тут же первый пост, удостоверение помогло. А вот далее уже не просто пост, а блокпост, и здесь не военные, а какие-то подвыпившие вооруженные лица, без знаков воинского различия.

— Приказ — никого не пущать. Восстановлен конституционный порядок России. Засунь эту ксиву в одно свое место.

Если бы не вмешался водитель, то Мастаев чуть было драться не полез.

— Рубли не надо. Доллары, сто давай, — командуют на блокпосту.

Только после этого шлагбаум поднялся. Ваха злой, молчит А водитель комментирует:

— Ты думаешь, для чего они сюда явились.

Мастаев не может поддержать этот разговор, он так поглощен своей печалью, что даже не обращает внимания, как в нескольких местах над Грозным клубится черный дым. А въехав в столицу, понятно — это прифронтовой город, людей почти не видно, а те, что есть, вооружены.