— А почему он мой?

— Ну не мой же. Ведь сказал, что Кныш убежит, вы останетесь.

— У вас и там все прослушивается?

— Не будь наивным, Мастаев, прослушать все невозможно. Просто есть отчеты: «Беседа с главным редактором газеты «Свобода».

— Бааев тоже ваш? — крайне изумлен Ваха.

— Не мой, а обитатель «Образцового дома», на высоком государственном посту, со всеми вытекающими последствиями.

— Да, — Мастаев при Кныше, как перед старшим, до этого не курил, а теперь, как вызов, а может, как признание сдачи позиций, затянулся. — Завтра Асад Якубов станет министром МВД, митинг разгонит, меня посадит.

— Ха-ха, тебя посадить еще успеют. А завтра, наоборот, митингующие захватят всю власть.

— Это так? — не перестает удивляться Мастаев.

— Твоя газета поможет, — с этими словами Кныш передал Вахе свежую газету «Свобода».

— Что это такое? — Мастаев не верит своим глазам. На передовой странице список «пострадавших от оползней и наводнения», которым из федерального бюджета выделены колоссальные суммы. Далее такой же список крестьянских и фермерских хозяйств. Фамилии одни и те же, сплошь жильцы «Образцового дома».

— Хе-хе, посмотри, — указывает Кныш, — сколько деньжищ у народа своровала эта власть.

— Не может быть. Это неправда! — поражен Ваха.

— Если не веришь, то вот копии документов.

Ваха взял документы.

— А тут и ваша жена есть.

— Бывшая, бывшая, — сказал Кныш, — мы в разводе. К тому же ее уволили, и она уже уехала.

— С тонущего корабля, — далее Ваха не продолжил, а усмехнулся. — А вот в документах вас вроде бы нет, а в газете — есть. Кныш.

— Что?! — выхватил номер Митрофан Аполлонович. — Господи! Какая дрянь!

— Нельзя на Бога так говорить, — шепотом возмутился Мастаев.

— Да пошел ты. Сволочь! Сволочи! Меня подставили. Где телефон?.. Мастаев, беги в «Образцовый дом», в каждом почтовом ящике должна быть эта газета, все изыми, все сюда. Меня предали.

Когда Ваха Мастаев покинул здание Дома политпросвещения, в Грозном уже царила ночь, такая же ночь воцарилась и в его сознании. Он не мог понять, как его соседи могли присвоить такие деньжищи? Столько денег?! Зачем? За что? Ведь как говорил его дед, просто так ничего не бывает. Значит, за что-то проплачено. Ясно одно — это грязные деньги, харам, и какое счастье, что он к ним не причастен.

С таким более-менее просветленным чувством Ваха подошел к «Образцовому дому» и, даже не думая залезать в чужие почтовые ящики, хотел было зайти в чуланчик, как увидел просунутую в дверную ручку «свою» газету «Свобода».

Не взять газету невозможно, а ощутив ее в руках, он почувствовал какое-то омерзение, так что не хотелось попадаться на глаза матери, словно и он участвовал в этом грабеже, словно и у него в карманах эти громадные чужие суммы. И что с ними делать? Оказывается, с огромным богатством, тем более таким, нелегко жить.

Под бременем таких мыслей он как-то машинально опустился на скамейку перед центральным подъездом, там, где и была табличка «Образцовый дом». Подъехала черная служебная «Волга», и тут же грузные шаги из подъезда. Огромным телом все более и более заслоняя свет лампы, двигалась фигура Альберта Бааева, в руке «Свобода» и прямо к нему:

— Что ты натворил, подонок? — Бааев презрительно хлопнул Мастаева по подбородку газетой.

Злость дня воспламенила Ваху. Будучи почти на голову ниже и гораздо легче Бааева, Мастаев в резком порыве ухватив за грудки вице-премьера, довольно шустро двинулся в атаку, да так, что с силой пригвоздил Альберта к стене, как раз под освещенной, красочной вывеской «Образцовый дом», и последовали бы удары, да женский голос сверху:

— Мастаев, перестань! — голос Марии сразу отрезвил его. Виновато он удалился в торец «Образцового дома». Закурив, выглядывая во двор, пока Бааев уехал, Ваха думал, вот так любят женщины богатых, даже с балкона провожают взглядом, как из того же подъезда выскочил Асад Якубов в милицейской форме, завел машину и спешно уехал.

«Их вызвал Кныш», — почему-то подумал Мастаев и, чтобы подтвердить свою догадку, пошел вновь к Дому политпросвещения. Здесь непривычный полумрак, многие фонари не горят, а никаких машин вокруг не видно. Зато за высоким забором со двора опять движение, а с фасада окна в «Обществе «Знание» светятся, да высоко, ничего не видно. Любопытство подхлестнуло Мастаева, взобравшись на березку, он стал подсматривать: Кныш, Бааев и Якубов о чем-то оживленно говорили, вероятно, спорили. Вдруг свет в окне погас, погас всюду — мрак. Такого в Грозном еще не было, и он даже с дерева не слезал, ожидая, что вот-вот электричество подадут, а вместо этого спокойный голос Кныша снизу:

— Вот не думал, что эволюция Дарвина вспять пойдет… Ты что это по деревьям лазаешь, Мастаев? А ну, слезай.

Только Ваха коснулся земли, словно от этого, всюду огни.

— Красота! — выдал Кныш. — Наслаждайся напоследок.

— Что вы говорите? — тревога в голосе Вахи.

— Революция! Переворотом пахнет, — какое-то упоение в тоне Митрофана Аполлоновича.

— Вы верите, что сверхбогатые жильцы «Образцового дома» уступят власть этой митинговой голытьбе? Да если надо, они всех и все купят.