Только сейчас Мастаев понял мощь толпы. И пока он видел, что к усатому очкарику потянулись руки, а под стихию попал и он сам, и ему бы тоже не сдобровать, да расположение спасло. Трибуной митинга, откуда выступал Ваха, были мраморные, парадные ступени Дома правительства, его вдруг кто-то сзади потащил. Неожиданно он почувствовал блаженную тишину, прохладу, спокойствие и даже опеку: оказывается, рядом сосед Бааев Альберт, который без особых церемоний сразу пригласил его в свой кабинет на втором этаже, где на дверях солидная надпись «Заместитель председателя правительства».

Оказавшись в мягком, удобном кресле, Ваха первым делом подумал, что крупный, вальяжный Альберт, в дорогом костюме, очень даже смотрится в этом кабинете, а следом, словно боль в зубах, мысль — кого бы выбрала бы Мария, — конечно, не его. Да это минутная слабость, и в следующее мгновение Мастаев попытался мобилизоваться, тем более что любезность с лица хозяина кабинета куда-то улетучилась, только в голосе, несмотря на молодость, уже витиевато-чиновничья мудрость есть.

— Ваха, дорогой, что ни говори, а мы с тобой соседи, под одной крышей и в одном доме живем, в одной команде не раз в футбол гоняли, и нам с тобой здесь еще долго жить, а вот.

— А пошли в футбол играть, — вдруг ляпнул Ваха.

— Гм, — словно поперхнулся, кашлянул Бааев. — Сейчас мы пойдем на телевидение, и ты скажешь всю правду, что к газете «Свобода» ни ты, и никто из чеченцев отношения не имеет и она как провокация поставляется из Москвы, — Альберт небрежно бросил перед Мастаевым пачку газет.

В отличие от хозяина, Ваха бережно взял одну газету и, разворачивая ее, сказал:

— Кстати, какое-то отношение я имею — вот два моих личных интервью.

— Неважно, — перебил Бааев, — ты должен сейчас же выступить на телевидении, разоблачая эту толпу и ее генерала.

— Я-я «должен»? — Ваха стал осматриваться. — Красивый у тебя кабинет, я и не знал, что ты уже вице-премьер. Такой рост, такая власть! А «должным» оказываюсь я, бедный пролетарий. По-моему, ты что-то путаешь или я чего-то не понимаю.

— Хм, — большим весом отодвигая массивное кожаное кресло, Бааев встал, склоняясь над столом, навис над Мастаевым. — Я думал, ты простофиля, а ты наглец, о чужом мечтаешь.

— Свобода чужой не бывает, — Ваха тоже встал.

— Я здесь власть! — неожиданно рявкнул Бааев.

— Вот и сохрани ее, — Ваха уже хотел уйти, да вице-премьер остановил:

— Мастаев! — он подошел к нему. — Хочу, чтоб совесть была чиста. По секрету предупрежу. Ты знаешь, что из Москвы приказ, чтобы милиция и КГБ ни во что не вмешивались, — это предательство! Так вот, завтра расширенное заседание Верховного совета и Кабинета министров, будут назначены новые руководители этих органов, и тогда. Кстати, министр МВД — твой «друг», ха-ха, Асад Якубов.

— О! — серьезным стало лицо Вахи. — К вам бы еще твоего свояка Руслана Дибирова.

— А он с нами в команде.

— Прекрасно! «Образцовая» команда из «Образцового дома», как всегда у власти. Только вот вы и в футбол плохо играете и, боюсь, превратите «Образцовый дом» в «Дом проблем».

— Эту гадость ты пишешь?

— Мне эту правду приходится стирать, — Мастаев двинулся к выходу, а Бааев вслед:

— Смотри, Ваха, Кныш уберется восвояси, а нам здесь жить.

У самой двери Мастаев остановился:

— Я без него проживу, а вот «Образцовый дом» без присмотра Кныша — вряд ли, — Ваха улыбнулся. — Альберт, хочешь, по-соседски тоже подскажу, пойдем играть в футбол.

— Дебил, — уже будучи в коридоре, услышал вслед Мастаев, но это его не трогало, он действительно нуждался в футболе, в этой искренности открытой борьбы и так увлекся игрой, что неудачно упал, с синяком под глазом поздно пришел домой, а там знакомый конверт: срочно в Дом политпросвещения.

Была уже ночь. В этой части города вроде та же жизнь, однако Ваха, идя по знакомым улицам, уже чувствует напряжение перемен. И почему-то они не навевают на него чего-то хорошего, а наоборот, тревогу и беспокойство большевистской революции и последующей Гражданской войны. И, как доказательство, вокруг Дома политпросвещения освещения почти нет. Как обычно, под березками у парадной лестницы он стал курить, а тут Кныш из окна кричит:

— Мастаев, беги, быстрее, тебя на всю страну показывают!

Себя Ваха так и не увидел — не успел, а вот увидев Кныша, рассмеялся, и тот не сдержался, тоже стал смеяться — у обоих синяки под глазом.

— Это тебя спасло, — сквозь смех говорит Кныш. — Мы в расчете. А впредь не рой яму другому.

В это время по телевизору показывали спор между руководителями Союза ССР и РСФСР.

— Сговор. Продажные суки, — Кныш выключил телевизор, сел на диван, приглашая Ваху. — И твой Бааев такая же сволочь, только масштаб поменьше.