– Как поживает пидор Расторгуев? Ты, севмашевская жопа!

Андрея выволокли из здания вокзала и потащили за корпуса депо.

– Привяжем его к рельсам. Несчастный случай, и кирдык, без рук, без ног.

Пацаны заржали.

Андрей понял, что живым его решили не выпускать. Он вырвал руки и вытащил из-за пазухи пистолет.

– Стоять, малолетки.

Пацаны застыли с открытыми ртами, не сводя глаз с вороненого ствола.

– Ты! – Андрей толкнул ногой под коленку главаря. – Отведи меня к своему смотрящему. У меня к нему разговор.

– Отвали, – процедил тот сквозь зубы, не теряясь перед подчиненными. – Я своих не закладываю.

– Да ты мне нужен, как козе баян. Иди предупреди его, что я через полчаса буду в пельменной на углу. Разговор есть.

Главарь поднялся, стряхнул с коленок снежные комья. Делал он это демонстративно, чтобы снег летел в сторону Андрея.

Папутин спрятал пистолет в карман. Подозрительно оглядываясь на него, пацаны посеменили друг за дружкой, перешагивая через рельсы, и растворились в темноте. Андрей постоял, вдыхая морозный воздух. Губами поймал пару снежинок, медленно падавших с черного бездонного неба.

Позади просигналил электровоз, осветил Андрея ярким прожектором.

Андрей сошел с путей. Электровоз пролетел мимо, обдавая его ледяной пылью и запахом жженой резины.

Через полчаса Андрей стоял за столиком в подвальчике привокзальной пельменной. Кроме него в этот ранний час – в половине шестого утра – в пельменной никого не было. Отпустив клиенту двойную порцию с уксусом и маслом, сонная кассирша исчезла в недрах кухни, откуда доносился грохот гигантских кастрюль и женские голоса.

Кто-то взбежал по ступенькам пельменной и вошел в обеденный зал. Андрей не оглянулся. Стоял и спокойно уминал пельмень за пельменем.

Человек остановился у него за спиной. Андрей чувствовал взгляд, сверлящий затылок, но не оглянулся.

– Ну? – услышал он наконец мужской голос.

Центровой стал напротив. Андрей поднял глаза и осмотрел фигуру в черной кожанке с цигейковым воротником. Центровой шмыгнул красным от мороза носом.

– Ну? – повторил он. – Ты хотел поговорить?

– Хохла знаешь? – спросил Андрей.

Центровой неопределенно повел головой.

– Скажи Хохлу, что шофер Расторгуева хочет с ним потолковать о деле. Я сам его найду. Ты только передай. Сегодня же. Скажи, что я зайду в одиннадцать в бильярдную в парке.

Сказав это, Андрей отодвинул пустую тарелку и направился к выходу.

Центровой проводил его удивленным взглядом.

– Э, постой! – окликнул он. – Я че-то не врубаюсь. Ты кто?

Папутин остановился. Оглянулся.

– Я же сказал. Шофер Расторгуевых. Передай Хохлу, что сегодня в одиннадцать в бильярдной я его жду.

На следующий день Кирилл проснулся, как обычно, часов в двенадцать. Чуть повалялся в постели, прислушиваясь к отдаленным разговорам (звукоизоляция в доме, несмотря на большие деньги, которые затратили братья на ремонт, оставляла желать много лучшего), которые вели охранники. Разговоры разнообразием не отличались – все больше о бабах, машинах, выпивке… Правда, особенности профессии давали о себе знать – неторопливые беседы охранников время от времени переходили на марки оружия, преимущества «макарова» перед «тэтэшником» и особенности разных видов оружейных масел. Мягкое клацанье металлических деталей, служившее своеобразным фоном для разговора, свидетельствовало о том, что охранники, не теряя времени, приводили в порядок собственные «макаровы», «тэтэшники» и даже «калаши».

Кирилл почесал поросшую редкими рыжими волосами грудь, потянулся и резким движением откинул одеяло. Потом неторопливо встал с кровати, потянулся, накинул халат и проследовал в ванную.

Здесь его ждал неприятный сюрприз. Разумеется, неприятный для самого Кирилла. И никак не для его брата.

Сюрприз представлял собой симпатичного ангелоподобного юношу с длинными волосами, томным взором светлых глаз, белоснежной кожей и узкими плечами. Юноша лежал в мраморной ванне, заполненной зеленоватой водой с сильным запахом хвои.

Когда заспанный Кирилл ввалился в ванную, юноша даже не попытался прикрыться, а, наоборот, раскинул руки, приняв изящную позу.

– Ты кто? – спросил Кирилл, хотя можно было бы этого не делать. И так ясно, что перед ним один из мальчиков его братца.

– Я – Рудольф, – с характерными интонациями ответствовал мальчик, водя ногой по мрамору.

Если честно, Кирилла давно доставала непонятная и необъяснимая страсть Василия к мужчинам. Он прекрасно помнил тот день, десять лет назад… нет, пожалуй, это было раньше, лет двенадцать или даже больше, когда ночью вдруг проснулся от непонятных прикосновений. Дело было так: как-то раз ночью Кирилл проснулся от странного ощущения. Открыв глаза, он убедился, что ему не приснилось, – Василий, лежа рядом, нежно гладил его ногу!