– Понятно, – с издевкой произнес Турецкий, – практики не было…

– Не было, – кивнул Петрунин.

– Ну а как же вы все-таки могли на такое согласиться? Вы же должны были понимать, что после этого вы не только не сможете работать с Анжеликой, но и, скорее всего, вас задержат…

– Не знаю, – отозвался Петрунин, – я был поставлен в безвыходное положение.

– Вы также знали, – продолжал Турецкий, – что ваша акция будет нами непосредственно связана с нападениями на Давида Консона, Симеонова и Разину. А получается, что вы об этом даже и не задумались?

– Задумался… Но мне, повторяю, ничего не оставалось делать…

– Вам ведь известно, что те, кто покушались на сына Консона и Разину, задержаны? И понимали, что это тоже в общем-то случайные люди…

– Да… Но я не знал, что делать… Я хотел потом объяснить все Анжелике…

– Ага… Когда она придет к вам на свидание в тюрьму!

– Я вообще-то надеялся убежать… И отсидеться где-нибудь… – неожиданно всхлипнул Петрунин. – Но что, что мне оставалось делать?! Если стали бы известны факты ухода от налогов, меня еще вернее посадили бы… А что бы вы сделали на моем месте?

– Что бы я сделал? Обратился в милицию!

– Это вряд ли… – заметил я. – С начальником милиции он уже успел пообщаться…

– Ну да, – спохватился Турецкий, – ну не в милицию. В РУБОП, к нам в прокуратуру! В конце концов, если бы вы рассказали об этом тому же Бородулину, он был бы обязан внести эти факты в дело, довести до сведения руководства. И принять меры!

– Я не знаю… – закрыл лицо ладонями Петрунин. – Я ничего не знаю…

Турецкий вздохнул, поставил число и подпись на бланке протокола…

– Вот, прочитайте и подпишите на каждой странице…

Петрунин не глядя поставил свою подпись. Глаза его были полны слез. Турецкий вызвал конвой…

– Все ясно, – сказал Турецкий, когда мы отправили Славу Петрунина в изолятор временного содержания. – Все подтверждается. Этот Петя работает на Дейнекина, организует странные спектакли, цель которых нам пока не ясна. Следовательно?..

– Нужно установить личность Пети и попытаться вытрясти из него как можно больше.

– Точно, – кивнул Турецкий, – поехали в больницу.

В больнице Склифосовского, как всегда, было людно. Когда я попадаю сюда, постоянно удивляюсь, какая масса людей ломает ноги, руки, попадает под машину, испытывает всевозможные недуги, при которых требуется срочная помощь… Причем Склиф как-то всех уравнивает: и у нового русского, и у последнего бомжа здесь одинаковый гипс, одинаковые костыли… И даже одинаковые глаза – печальные и тревожные…

В отделении реанимации тоже было много народа. Сновали врачи с еще не просохшими рентгеновскими снимками, рослые медицинские братья возили каталки с бесчувственными телами… Иногда кто-то из медбратьев держал на вытянутой руке капельницу…

– Только две минуты, – предупредил нас врач-реаниматолог, когда мы выяснили, где именно лежит Петя, – больной часто теряет сознание. Он еще в очень тяжелом состоянии. Хотя жизнь уже, можно сказать, вне опасности…

– Ничего, – пообещал Турецкий, – мы его мучить не станем. Всего пара вопросов.

Петя лежал на кровати в окружении многочисленных приборов, на которых дрожали, мигали лампочки, бежали извилистые кривые. Судя по розоватому оттенку кожи лица, больной действительно постепенно возвращался к жизни…

– Здравствуйте, – сказал Турецкий, присаживаясь на стул у его изголовья.

Петя внимательно посмотрел на Александра Борисовича, потом перевел взгляд на меня. И, кажется, понял, зачем мы пожаловали, – во всяком случае, в его глазах отразилась работа мысли. Он кивнул.

– Я задам вам всего парочку вопросов. Ваше имя, фамилия. И адрес…

Константин Дмитриевич Меркулов вызвал к себе следователя Бородулина. Честно говоря, он не слишком хорошо представлял, что ему скажет. Однако кое-какие наметки у него были.

Дело в том, что час назад Константин Дмитриевич запросил в отделе кадров личное дело Бородулина. Внимательно изучил его трудовую биографию. В результате вырисовывалась очень интересная картина.

В свое время следователь работал с Дейнекиным. Причем сразу после того, как Дейнекин был назначен начальником московской милиции, Бородулин каким-то непостижимым образом был переведен в Генеральную прокуратуру. А уже через короткое время стал следователем по особо важным делам…

«Нет, – подумал Константин Дмитриевич, – что-то тут нечисто. Так быстро карьера не делается. Если, конечно, делать ее честно».