Шрифт:
Всадник показал большой серебряный крест и икону. Затем, хлестнув коня, он подъехал еще ближе и продолжал:
— Слово боярское верно. Таково повеление великого государя. Покоритеся, прощенье получите!
Стоявший около Болотникова мужичок с лохматыми бровями, из-под которых сверкали насмешливые глаза, заметил:
— Ишь, хрестом и божьей матерью уговаривают. Знаем мы милость царскую. Последнюю шкуру спустят.
Иван Исаевич усмехнулся и, вобрав в себя воздух, зычно крикнул:
— Нам с вами мириться не пристало! Простил волк кобылу, оставил хвост да гриву. Так и царь нас простит. Вспять езжай, не то стрелять начну. Промаху не дам!
Среди повстанцев прокатился смех. Верхоконный скверно выругался, погрозил нагайкой и быстро ускакал.
— Ну, топеря держись, палить учнут, — весело крикнул мужичок. — Осподи, благослови!
Вскоре у опушки леса рявкнули вражьи пушки, полетели доски от гуляй-города.
— Ответ держи! — крикнул Болотников и сам устремился к кулеврине.
По полю прокатился гул. Запахло порохом. Глаза воеводы горели, ноздри широко раздувались. Порывистый ветер трепал его черную бороду, гнал в лицо пороховой дым.
Примеру Болотникова последовали пушкари. То там, то здесь сверкал огонь. Одно орудие — «единорог» — разорвало. Осколками убило трех пушкарей. Пушкарский голова, высокий черноволосый донской казак, злобно выругался.
— Эх, дурьи головы, зелья много напихали!
Он бросился к соседней пушке, стал яростно заряжать ее раскаленную пасть «кувшинами с зельем» [46] .
46
Разрывные снаряды.
Внезапно пушки московской рати замолкли. Дым рассеялся. К стану повстанцев накатывались вражьи дружины. Они шли строй за строем, во весь рост. Повстанцы били их из пушек в упор. Несколько отрядов вырвалось из гуляй-города навстречу врагам, рубили их саблями, сажали на рогатины. На смену убитым возникал новый строй. Сшибались грудью, стреляли, резали, душили…
Олешка, наблюдавший с дуба поле битвы, крикнул:
— Дядя Иван! Глянь, еще прут!
На приступ шли три новых стрелецких полка. У каждого свой цвет кафтанов: алые, крапивные, брусничные. Поле покрылось разноцветными полосами.
Длинный рыжий верзила бежал впереди стрельцов и пьяным басом орал:
— Со господом воров бей!
В руке — кистень, которым он и орудовал с большим искусством.
Вдруг из самой гущи повстанцев выскочил веселый чернец и завопил:
— Я его знаю: поп-расстрига! Питух знатный! Чернец бахнул в рыжего верзилу из самопала. Тот замертво упал.
Болотникова подмывало ринуться в самое пекло.
«Нет, надо беречь себя для своих же», — подумал он.
Вот новая лава врагов ринулась вперед. Подались повстанцы, — как ясень-дерево подается: гнется, не ломается.
— Скончание гилевщикам! — неслось по полю.
Болотников снял шапку, вытер рукой потный лоб и крикнул Олешке:
— Зажигай!
Запылала пакля, облитая смолой, на дубе вековом. Высоко в небо взвился столб черного дыма. Из засады в лесу, как стрела из лука, вылетела конница Федора Горы и Юрия Беззубцева, разделилась на два крыла, рубила направо и налево.
— Дядя Иван, дядя Иван, наши идут! — кричал Олешка и от радости захлопал в ладоши.
Вдали от леса показались три полка повстанцев, за ними отряд станичников атамана Аничкина бежал на фланг врага.
Мгновение подождав, точным глазомером определив положение, Иван Исаевич скомандовал:
— За мной!
Он рванулся вперед, за ним Олешка. Тысяча верхоконных с оглушительным ревом врубилась в гущу врагов; как тараном, разрезала их надвое. А с флангов давили конники Горы, Беззубцева, за ними — Аничкин со станичниками. Пешие народные полки также ворвались в центр и на фланги. И все сообща, словно клещами, сжимали царское войско.
Сражаясь, Болотников видел, как вдали мелькали две красные епанчи. То были Федор Гора и Юрий Беззубцев.
«Добро бьются! Оба! И Юрий!..» — подумал он.
Царские полки растерялись, строй их сбился. Болотников с кучкой всадников прорубал себе путь к вражьему стягу. Вот уже порублены стрельцы, окружавшие стяг. Полотнище, словно язык пламени, развевалось ветром.
Здоровенный стрелец крепко держал в левой руке древко. На алом шелке горел вышитый золотом крест. Стрелец выстрелил в Болотникова. Конь Болотникова рухнул на землю. Иван Исаевич, оставшийся невредимым, вскочил на ноги.
— Не уйдешь! — крикнул он в ярости, взмахнул саблей. Рука врага и стяг полетели на траву. Свалился и стрелец. Подскакавший Олешка подхватил стяг и вихрем помчался к своим. Порывистый ветер со свистом рвал огненное полотнище. По всему полю из конца в конец прокатился рев одобрения.