— Никишка!

— Я, я, тетушка Варя! Все видел! С вами пойду! Вот глянь! — Никишка показал рукой, и Варвара увидела: прислонясь к плетню, стояли дед Пафнутий и его старуха. Видя, что Варвара радостно глядит на них, они замахали ей. Варвара хотела броситься к ним, но не могла — свои уже ушли. Махнула рукой и побежала догонять повстанцев, а за ней поскакал Никишка.

Дед с бабкой, опираясь на палки, грустно шли домой.

— Марьюшка! Осталися мы с тобой, видать, одни. Никишка за Варварой убежал. Чую — не вернется…

— Да, Михалч, одни… сироты… Варюшка-то сколь приглядна! Очи черные, полымем горят!

— Красавица! Дай ей боже всякого добра. Больно девка хороша!

Повстанцы спешили по дороге. Собрались свертывать в лес. Показалось с полсотни верхоконных стрельцов. Гикая, летели они, выхватив сабли; впереди — черный усатый начальник, в рысьей, как и у других, шапке. Овчаров крикнул:

— Ребята! В лес, а сорок человек с самопалами в обочины лезь с обеих сторон дороги.

Те вместе с Овчаровым притаились в обочинах. Остальные побежали к опушке леса. Свист, улюлюканье и дробный топот лошадей приближались.

— Бей! — рявкнул Овчаров. Из обеих обочин раздался залп. Был убит усатый начальник и еще несколько стрельцов и коней. Беспорядочные выстрелы с их стороны не поражали повстанцев. Стрельцы опять — вперед. И снова резкий залп, после которого всадники ринулись назад. Повстанцы спокойно пошли в лес, обобрав убитых и раненых. Последних добили.

— Прощай, Волоколамск! — крикнул один.

— Да, веселая была беседа, — добавил другой.

Все засмеялись.

Часа через три, когда над лесом с желтыми, бурыми, оранжевыми листьями горел закат, повстанцы добрались до своего острога, усталые, но веселые после ратной удачи. Пели песни. «Ишь без вина пьяны», — подумала Варвара, сама очень довольная. Пришли в острог, и Овчаров приказал выкатить несколько бочек вина. Живо выбили днища, и начался пир. К Варваре подошла стряпка Федосья.

— Варюшка, тебя атаман к себе кличет.

— Что надо?

— Кто его знает. Тоже приложился. Весел.

Варвара пришла в атаманов сруб. Тот, выпивши, сидел за столом, обмякший, осовелый, совсем не похожий на бравого атамана, который так лихо командовал и бился в Волоколамске.

— Садись, Варюша, садись, красавица! Винца не хошь ли? — Придвинул к ней ендову. — Нам ныне веселиться надо: ворогам ишь какой беды наделали! Душа горит от радости несказанной.

Встал, слегка шатаясь, подошел к двери, запер ее на крючок, вернулся и сел.

— Что не радостна, красавица? Душу мою ты согрела… Уважь атамана, выпей…

Варвара молчала и тревожно глядела на него. Он подвинулся, хотел обнять ее. Негодование охватило Варвару: «Такие дела сегодня делали, а он винища нажрался, обнимать лезет, мордоворот». Молча изо всей силы ударила Овчарова кулаком в лицо. Тот отшатнулся, заморгал выпученными глазами.

— Ай, ай, ай! — забормотал он.

— Вот тебе и ай, ай, ай, дурило! — крикнула Варвара, открыла запор в двери и — бежать! Так ей противно стало в этом остроге, так противно! Бросилась в стряпущую. Ни слова не говоря Федосье, озадаченно глядящей на нее, собралась, взяла пистоль, самопал, зарядов в мешочке и еды.

— Прощай, Федосья! Ухожу! Пес Овчаров лапаться вздумал. Глядеть на него нет сил моих!

Стряпка ахнула:

— Ишь он, уродина, для ча звал-то тебя, ясыньку мою!

Варвара крепко обняла заплакавшую Федосью, разбудила спавшего на печи Никишку. Тот, видя ее встревоженное, гневное лицо, ни слова не сказал и быстро собрался. Молча проходили мимо пировавших повстанцев.

— Куда, Варюша, поспешаешь?

Не отвечала.

Калитка у выходных ворот не охранялась. Хотела выйти. Навстречу ей шагнул кто-то, узнала Анисифора.

— Куда, Варя?

— Прощай, паря! К Болотникову ухожу!

Варвара и Никишка исчезли в темноте. Анисифор с сомнением покачал головой:

«Сумная какая-то, нерадостная… Али обидел кто?»

Болотников, продвигаясь с повстанцами к Москве, расположился в большом селе Расторгуеве. Он сидел вместе с Федором Горой за столом. С аппетитом уплетали горячие наваристые щи, которые подала им в горшке пожилая, истомленная хозяйка избы.

— Ешьте, родимые, поправляйтесь! — говорила она радушно, нарезая ломти ржаного хлеба. Затем она вышла в сени и тут же вернулась.

— Спрашивает тебя, воевода, женка одна. Дюже приглядна, оружна.

— Зови! — воскликнул заинтересованный Болотников, а Гора подкрутил свои сивые усы, приосанился, в ожидании многозначительно прокашлялся:

— Хто цэ така?

Вошла высокая женка в азяме. За кушаком торчал пистоль, за плечами — самопал и сумка. Из-под шали выбивались черные волосы, черноока, румяна, в смехе сверкают зубы. Захохотали и оба сотрапезника, к недоумению почтенной хозяйки.

— Ну и ну! Варвара!

— Це вона! — воскликнули оба, обнялись с ней.