Вещей. Предметов старого, давно погибшего мира. Никогда еще Книжник не видел столько свидетельств былой материальной культуры, собранных вместе, да еще в таком обезоруживающем хаосе. Чего здесь только не было: древние телевизоры, утюги, светильники, чайники, велосипеды, разнообразная оргтехника — от компьютерных системных блоков до телефонов и копировальных аппаратов. Самая разнообразная посуда, тазы и кадки, ржавая ванна, пластиковые ящики из-под бутылок, микроволновая печь, канистры, пылесосы, огнетушитель, груды канцелярских принадлежностей (их почему-то особенно много). Был даже невесть откуда взявшийся трехглазый светофор с подбитым «зеленым светом».

Куклы. Их было больше всего. Самые разные — от полусгнивших мягких, до пластиковых и даже фарфоровых. Но поражало даже не это дикое количество игрушек.

Все куклы были разбиты. Изрезаны, изломаны, выпотрошены, четвертованы и обезглавлены. Присмотревшись, Книжник понял, что издевательствам подверглись не только игрушки. Похоже, все предметы человеческого обихода здесь методично и тщательно уничтожались.

Могло показаться, что нео поступали как дети, ломающие свои игрушки из природного любопытства. Но вдруг Книжника осенило:

— Это же храм!

— Что? — вздрогнула Хельга, пораженная увиденным не меньше его.

— Храм, — мрачно повторил семинарист. — Видишь — жертвы приносят. И не просто каким-то богам. Они глумятся над нашим погибшим миром…

— Зачем? — с любопытством спросила Молния.

Книжник не ответил. Только сейчас он заметил то, что не видел на фоне всего этого пестрого многообразия предметов. Манекен — обыкновенный манекен, какие в былые времена, говорят, заполоняли витрины магазинов. Только вот этот был… распят. Распят на двух перекрещенных лыжах, прибитых к стене заостренными кусками арматуры. Причем для того, чтобы придать фигуре надлежащее положение, мутам пришлось отломать ей руки. Теперь раскинутые в сторону пластиковые обрубки были прикручены к лыжинам обрывками лиан. Искусственная улыбка на облезлом лице манекена выглядела неприятно. Даже жутко становилось от этой пародии на христианское распятие, какие в ходу у кремлевских. Только вот смеха это зрелище совсем не вызывало. Тело манекена было закопчено и оплавлено. Не хотелось даже думать о том, что делали проклятые муты со своим нелепым «распятием».

— Пойдем отсюда, — тихо попросила Хельга. — Ну что, малышка…

Обернулась к Молнии:

— А… Где она?

Девочки рядом не было. Словно та растворилась в воздухе.

— Может, вниз спустилась? — предположил Книжник. — Вот же… неугомонная!

Взгляд его выхватил темный боковой проход, наполовину закрытый грудой хлама. Пожалуй, любопытная девчонка могла прошмыгнуть только туда, больше некуда.

— Эй, Молния! — позвал он. — Ты там?

Ответа не было. Книжник машинально вытер рукавом пот со лба, поднял на изготовку арбалет и осторожно направился в сторону прохода. Хельга не отставала. Перебравшись через завал из мертвых компьютерных мониторов, факсов, акустических колонок и чуть не запутавшись в бесчисленных проводах, паутиной пронизывавших груду старья, они оказались в соседнем помещении.

— Где они только все это понаходили? — ворчал Книжник, выдергивая ногу из пут витого телефонного шнура. — И зачем делали такие странные кабели — сплошь завитушками? Не для того же, чтоб людей ими ловить!

Новое помещение было освещено хуже, и потребовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку. Но и без того ясно: девочки здесь нет.

— Наверное, дальше пошла, — решила Хельга. — Видимо, там сквозной проход…

Книжник неразборчиво буркнул в ответ. Совсем не улыбалось идти туда, в темноту, откуда, казалось, доносилось подозрительное шуршание. Чертова девчонка! Что ей неймется? И почему он обязан ходить за ней, будто нянька?!

Длинный тягучий звук выдернул его из размышлений. Звук шел откуда-то сверху, приглушенно, но отчетливо.

— Что это? — сдавленно спросил он.

— Воет кто-то, — отозвалась Хельга.

Звук повторился. Кровь стыла в жилах от этого воя. Вдруг вспомнилось: ведь там, наверху, у нео зверинец! Большой, полный самых невероятных мутантов — один страшнее другого. Разок довелось посидеть в клетке рядом с этими тварями — даже вспоминать неохота. [7] Что, если, оставшись без присмотра хозяев, они вырвались на свободу?

— Звук сверху, — сказала Хельга. — А если малышка туда забралась? Надо глянуть — как бы беды не вышло.

Парень молча покосился на подругу. Неужто в ней проснулся материнский инстинкт?

На следующий уровень вела хоть и самодельная, но крепкая лестница из двух бревен и корявых веток-перекладин. Подниматься было не так просто: Книжник опирался лишь на одну руку. Вторая сжимала арбалет в готовности в любой момент спустить тетиву. Вой повторился, отражаясь от стен многоголосым эхом.

Выбравшись на следующий этаж, Книжник затравленно огляделся. Всюду мерещились движущиеся тени и звуки хищного дыхания в затылок. Мнительность — не лучшее качество воина. Зато хорошая реакция — то, что нужно. Не успела девушка подняться следом, как из затененной части нового помещения метнулось в их сторону что-то стремительное и злобное.

Упруго пропела тетива, и округу огласил новый звук. На этот раз не столь пугающий, напротив — жалобный, исполненный муки. Не испытывая к подстреленной твари особой жалости, парень осторожно приблизился. Зверь бился в предсмертных судорогах. Если это выл он — то голосовые связки у него покруче внешности: животное напоминало видом крысособаку. Хотя зубы имело покрупнее: торчащие из полураскрытой пасти клыки словно обещали отомстить стрелку. Мысленно похвалив себя за меткость, Книжник добил тварь, сломав шейные позвонки крепким ударом ботинка. После чего не без труда выдернул из трупа глубоко засевший болт: неразумно разбрасываться боеприпасами.