Миша высыпал на ладонь Юсифа алмазы. Положил сверху пустой мешочек. Переведя взгляд с алмазов на Мишу, Юсиф спросил:

— Что за прикол? Что-то не пойму. Что это?

— Эти цацки твои. Бери.

— Цацки? — Юсиф тронул один из камней; алмаз, сверкнув на мгновение нестерпимым блеском, тут же погас. — Это алмазы шаха.

— Точно. Они.

— И… сколько ты хочешь за них?

— Нисколько. Они твои просто так. — Предупредив протестующий жест Юсифа, поднял руку: — Юсиф! Я ведь не сказал «дарю». Я их тебе просто отдаю. Отдаю, и все. Я хочу избавиться от них. Понимаешь? Наверное, лучше, если они будут у тебя. Чем бы я их выбросил в море.

Юсиф все еще держал ладонь с алмазами перед собой. Усмехнулся:

— Ну, прикол… Пожалуй, ты в самом деле решился.

— Спрячь их, пожалуйста. Все-таки ценная вещь.

— Ценная? — Юсиф аккуратно собрал камни в мешочек. — Ценная… Ну, прикол. Конечно, я их не выкину в море. — Спрятал мешочек в карман. —Ладно. Спасибо. Следующий ход за мной.

— Не нужно никакого следующего хода. Попрошу только… — Миша замолчал. Подумал: не будет ли эта его просьба выглядеть фальшивой. Нет, не будет.

Юсиф выжидательно смотрел на него. Повторил:

— Попросишь только?

— Юсиф, у меня к тебе будет просьба: позаботься о Луке.

— О Луке?

— Да. Чтобы его похоронили по-насто-ящему. Здесь. А то… представляю, как они его… там.

— Шайтан… — Юсиф застыл. — Миша, конечно.Я сделаю все.

— Спасибо.

Они замолчали. Было слышно, как внизу вяло бьют о камни волны.

— Где его хоронить? — спросил Юсиф. — Он… был православный?

— Не знаю. Наверное, его все-таки нужно, похоронить на православном кладбище. Я так думаю.

— Ладно. Не волнуйся, Миша, я обо всем позабочусь.

Они снова помолчали. Наконец Юсиф спросил:

— Вас… проводить на самолет?

— Зачем? Только привлекать внимание. Улетим одни.

— Пожалуй, ты прав. — Юсиф взялся за дверцу машины. — Тогда счастливо?

— Счастливо. — Подождав, пока Юсиф сядет в «крайслер», Миша сел в «вольво». Вниз, со скал, они спустились вместе, друг за другом. Некоторое время они держались вместе и потом, выехав на магистральное шоссе. Но постепенно поток машин разъединил их.

На табло наверху зажглись буквы. Все, подумал Миша, они идут на посадку. Посмотрел в иллюминатор: серое море. Кромка берега, причалы порта. Значит, это и ест! Амстердам. Сверху похоже на любой порт мира. При усилии можно даже представить это Одесса. Зимой. Посмотрел на сидящук рядом Галю. Она улыбнулась:

— Прилетели. Быстро, да?

— Быстро. Два часа — разве это время?

— Не время. Ну а если бы было больше, чем два часа?

— Больше? — В ее взгляде ему почудилось что-то вроде усмешки. — Ну и что Летели бы больше. С тобой — всегда пожалуйста.

— Спасибо. Хорошо, что мы не сдал багаж.

Пригнувшись, легко повернул ее голову к себе. Встретив его взгляд, она уже не скрывала улыбки. Кивнула:

— Ты что?

— Ничего. Просто мне показалось: ты что-то темнишь.

— Ничего я не темню. Сейчас сядем, и все станет ясно. Отпусти.

Вспомнив, как перед посадкой она сказала, что у нее в Амстердаме есть родственник, который поможет им на первых порах, спросил:

— Ясно — насчет твоего родственника?

— Ну и… насчет моего родственника. Миш, отпусти. На нас смотрят.

— Смотрят? — Бережно поцеловал ее. — Ты не против?

— Миша… Я не против. Но лучше Не здесь.

— Ладно, — отпустил. Откинувшись на кресле, подумал: вообще-то при чем тут Галин родственник? Его счет в Зираат-банке разморожен. И, он надеется, не будет теперь заморожен никогда. Кредитная карточка в кармане. На первое время им хватит. О том же, что будет после этого «первого времени», он пока не хочет думать. Но уверен: работу себе он найдет.

В Амстердаме после того, как они, пройдя таможенный контроль, вышли в зал ожидания, Галя, остановившись возле двух свободных кресел, села. Кивнула:

— Миш, садись.

— Садиться? — Испытующе посмотрев на нее, Миша опустил на пол сумки. Сел. — Ты устала? Что нам сидеть?

— Я хочу, чтобы ты посмотрел наши паспорта.

— Наши паспорта?

— Да. Далеко они у тебя?

— Да нет. — Достал паспорта. Повертев, спросил: — Что дальше?