– Да очень просто: я перескажу тебе содержание по-немецки, а ты запишешь всё на латыни в соответствии с общепринятыми местными правилами. Ведь долг доброго католика, помимо всего, состоит в помощи ближним? Вот за эту помощь и воздастся...

– Воздастся - чем?

Да, как говаривали в моё прежнее время, мужик чётко просёк фишку.

– Предположим, в качестве воздаяния выступит довольно существенное пожертвование в пользу святой Церкви, скажем, на украшение монастырского храма...

– ...И...

– И, разумеется, достойного дара исполнителю.

– Нам, братьям ордена святого Бенедикта, запрещено принимать серебро, злато и суетные драгоценности!

– Простите, брат Филипп, но разве я что-то говорил о монетах? Однако у меня есть весьма полезный инструмент, который достоин стать подарком для столь высокоучёного человека, как Вы!

С этими словами я вновь лезу в карман 'афганки' и вытаскиваю оттуда китайский складной нож с красными пластиковыми накладками. Одну за другой раскрываю его 'приспособы', начиная с ложки и заканчивая штопором и пилкой.

Видимо, монах уже стал привыкать к 'чудесам хай-тека', извлекаемым из карманов моей формы. Челюсть уже не 'отпадает', да и зрачки глаз заметно уменьшились в диаметре: эдак с размера средней сливы до крупной вишенки. Но хваткие пальцы на краю стола рефлекторно подёргиваются, похоже, только чувство приличия не даёт бенедиктинцу сцапать этот чудо-ножик и запихать за пазуху. Ножа, конечно, жаль - где я в эти времена похожий найду?
– но в данной ситуации вступает в силу правило: 'лучше один раз заплатить щедро за хорошую работу, чем многократно тратиться на халтуру'. В конце-то концов я планирую использовать не только грамматико-лингвистические таланты церковника, но и его самого. Тьфу на вас, бесстыжие! В качестве источника информации и живого пропуска, разумеется, а не то, что вы подумали!

– Ну так что скажете, святой отец?

– Ух, искуситель... Убедил. Ради блага святой Церкви - на что только не пойдёшь.

Эй, Эмилек!
– заорал он возившемуся у очага горе-повару.
– А ну-ка, прибери тут на столе и притащи ещё по паре пива и светец! Да шибче, накажи тебя святой Филипп!

Худосочный неряха нехотя приблизился к столику и принялся нанизывать пустые пивные кружки на толстый ошкуренный прут, после чего, сохраняя на лице выражение 'глаза б мои вас не видели' обмахнул столешницу грязным утиным крылом, сметая на пол крошки и размазывая лужицы пролитого пива. Оттащив прут с кружками, Эмиль вновь вернулся к столу с тридцатисантиметровым железным жгутом на подставке с четырёхконечной вилкой-зажимом наверху. В третий раз совершив путешествие к очагу, он принёс две довольно длинные лучины, подпаленные с обоих концов и вставил их крестообразно в зажим, после чего ожидающе уставился на монаха. Тот вновь совершил свои манипуляции с кошелём и две крупных монеты из тёмной бронзы перекочевали в руки работника половника и шумовки.

– Ну что ж, сыне...
– Брат Филипп поставил на освободившийся стол снятые с пояса чернильницу с гусиным пером и вытянул откуда-то из-под сутаны свёрнутый рулончик пергаментного листа.
– Приступим, пожалуй, помолясь!

С этими словами он на полном серьёзе забубнил какую-то латинообразную белиберду, периодически осеняя себя крестным знамением. Естественно, мне тоже пришлось и креститься и для вида шевелить губами, якобы молясь про себя.

Закончив, наконец, молитву, постриженик вперил в меня внимательный взгляд:

– Итак, сын мой, судя по рисунку на твоём свидетельстве, твой цех кулинаров препоручил себя небесному покровительству святого, чей символ - звезда. Таковых трое: святой Доминик, святой Бруно и святой Томас Аквинат. Чьё имя требуется внести в перевод?

'Никакого Аквината не знаю, насчёт Доминика - вроде он монахами командовал. Ладно, пусть будет Бруно: я так понимаю, что раз он считается тут святым, то это не тот, которого сожгли за то, что земля круглая, а просто однофамилец'.

– Впишите имя святого Бруно, отче!

– Прекрасно. Теперь подтверди, что в твоей бумаге действительно начертано, что ты рождён в законном браке и назови своих родителей, а также имена тех достойных мастеров, кои составляли и заверяли подписями имеющееся у тебя цеховое свидетельство.

'Что отвечать? А правду! Никто из них ещё не рождён, так что и вреда от этого не будет, а у меня будет меньше риска запутаться в рассказах'.

– Мой отец - Михаил Белов, женат законным браком на моей матери Марии, урождённой Гордеевой, я сам родился в браке, что подтверждаю.
– Моя рука уже привычно творит крестное знамение по католическому образцу.
– Свидетельство же это составлено Андреем Кирилловым и Валентином Германовым.

– Прекрасно, этого достаточно. Остальное я сейчас запишу по доподлинно известному образцу... Погоди немного, сын мой, пивка попей пока что.

И обмакнув кончик пера в чернила, монах заскрипел им, выводя на пергаменте замысловатые литеры...

Через час с небольшим, расплатившись с угрюмым Прокопом за пиво и еду, мы с братом Филиппом перешли по мосту реку и продолжили путешествие к местному центру цивилизации - городу Жатецу. То, что постриженник возвращался в жатецкую бенедиктинскую обитель, оказалось мне весьма на руку. По словам монаха, всю дорогу вертевшего в руках честно заработанный китайский ножик - кстати, о его происхождении из Поднебесной я откровенно предупредил, что вызвало ещё большую заинтересованность грамотея - и то и дело щёлкавшего складными лезвиями, в монастыре имелся странноприимный дом для паломников, где я за скромную плату мог провести нынешнюю ночь. Оставаться на ночь вне городских стен, как я планировал изначально, по словам монаха было чересчур рискованно, потому что, несмотря на то, что в монгольской державе большие дороги и были в основном очищены с помощью жесточайших репрессалий от разбойничьих шаек, вблизи городов всё-таки периодически находили раздетые и ограбленные трупы неудачников, попавшихся в руки городским татям, решившим выбраться на вольный промысел из уличной тесноты.