«Черт, и придет же такое в голову — нанять частного детектива! — думал Генрих Игоревич. — Прямо как в американских фильмах. И ведь даже охрана ничего не заподозрила! Насколько чисто работал, стервец! Надо бы узнать, кто такой; если и впрямь так хорош, то ему самое место в моей службе безопасности».

Мысли о частном детективе освежили в его памяти воспоминание о походе к психиатру. Дело было в Институте психиатрии имени Ганнушкина, а доктором был не кто иной, как знаменитый профессор Белкин.

Профессор старался быть вежливым и предупредительным, и все равно разговор с этим чужим пожилым человеком в белом халате казался Боровскому унизительным.

— Понимаете, Генрих Игоревич, — с отеческой улыбкой говорил Белкин, — обычно людям это сложно понять. Только недавно ученые нашли некоторые очень тонкие изменения в одном из отделов мозга, гипоталамусе. Там есть маленький нервный центр, который отвечает за половую идентичность, идентификацию себя по половому признаку. Так вот, подозреваю, что в данном случае этот центр, несмотря на то что он в мужском теле, такой же, как у всех женщин, а тело — другое, то есть мужское. Для этого есть специальный научный термин — «транссексуальность».

Профессор замолчал и выжидательно посмотрел на Боровского.

— Значит, вы считаете, что со мной все в порядке? — тихо спросил Генрих Игоревич.

Профессор Белкин ободряюще улыбнулся и кивнул:

— По крайней мере, у меня нет оснований считать иначе. Все, что вы мне рассказали, говорит о том, что сами вы — вполне нормальный человек. А что касается остального… — Он пожал тощими, стариковскими плечами. — У меня только одна рекомендация: как можно быстрее сделать операцию. Поверьте мне, операция решит все проблемы.

— И вы гарантируете, что операция пройдет успешно?

Профессор щипнул пальцами седую бородку.

— Ну стопроцентной гарантии не бывает никогда и ни в чем. Но я бы на вашем месте особо не волновался. Вы знаете, Генрих Игоревич, был у меня один пациент. Вполне приличный и мужественный молодой человек. Так вот, он долго считал себя… э-э… неправильно ориентированным мужчиной. И вот однажды, чтобы проверить это, он сблизился с девушкой. Вроде все было нормально, но его не покидало странное ощущение, что во всем этом… я имею в виду любовный процесс… нет обычного для телесной любви соединения мужского и женского начала. А есть две женщины, отнюдь не лесбиянки, на одну из которых почему-то надето мужское тело. Девушка, с которой он сблизился, тоже заметила это. Она ему так и сказала: «Я чувствую, что ты не мужчина».

— И что потом?

— Он пришел ко мне на прием.

— И как?

— Замечательно! — Профессор добродушно улыбнулся. — Он поверил моим рекомендация, решился, и вскоре все наладилось. Поверьте мне, это единственный способ. Да-да. И, пожалуйста, не смотрите на меня, как на доктора Франкенштейна. На дворе конец двадцатого века, и медицина давно уже научилась претворять в жизнь многие фантастические проекты прошлого.

— Проекты? — Боровский усмехнулся. — Такое ощущение, что я на заводе.

— Что ж, можно сказать и так, — не обиделся профессор. — Есть ведь такая наука — генная инженерия. И этот технический термин в применении к живым существам абсолютно никого не смущает.

И Белкин вновь улыбнулся — добродушно и дружелюбно, как добрый волшебник из старой сказки.

Лицо профессора, которое так выпукло и детально всплыло в памяти Боровского, показалось ему в этот миг противным и фальшивым. Начал накрапывать дождь. Генрих Игоревич, продолжая шагать по тротуару, сунул руки в карманы и ссутулился.

Что ж, по крайней мере, профессор Белкин неплохо соображает в своем дьявольском ремесле. И к его рекомендациям действительно стоит прислушаться. Боровский остановился, несколько секунд стоял совершенно неподвижно, затем сунул руку в карман и достал телефон. Если бы жена узнала, кому он звонил, она бы сильно удивилась.

— Ну что, Геня, давай, что ли, дернем за армию? Все-таки, как ни крути, а она сделала из нас с тобой людей.

— Да уж, — усмехнулся Боровский, вытирая потный лоб краем простыни.

Они чокнулись пивными кружками и сделали по доброму глотку.

— Уф-ф, хорошо! — блаженно произнес Риневич и откинулся на спинку плетеного кресла. — Ты, я смотрю, относишься к моему тосту с большим скепсисом, — вновь заговорил он. — А зря. Вспомни, какими мы были до армии. Шпана, шелупонь подзаборная. А из армии пришли двумя здоровыми мужиками, знающими, что им нужно от жизни. А помнишь ту драку? Ну в самом начале службы. Там еще был такой прыщавый… Черт, забыл, как его звали…