— Чем давать советы, лучше бы дали какую-нибудь зацепку, — ворчливо ответил Турецкий. — Контора, в которой вы служите, кичится тем, что знает все и обо всех. Вот и помогите. В конце концов, мы оба работаем на государство. И, если я не ошибаюсь, на одно и то же.

«Агент в бейсболке» немного помолчал. А когда заговорил, в голосе его послышались нотки сожаления:

— Я так и думал. Вы очень упрямы, Александр Борисович. Это хорошее качество, но оно не всегда доводит до добра. Если вам удастся дойти в ваших изысканиях до конца и при этом остаться в живых, я буду просто рад.

— Да ну? Что ж, это вселяет в меня уверенность. Это все?

— Вы просили помощи… Скажу лишь, что дело Боровского — это сигнал.

— Сигнал для тех, кто решится нарушить установившийся порядок? — уточнил Турецкий.

— Понимайте как хотите, Александр Борисович. И еще: все, что произошло, — это своего рода игра. Но не та игра, в которую играют вдвоем. Это все, что я могу вам сказать. Почаще оглядывайтесь по сторонам, Александр Борисович. Помните, как говорили в старых романах? Отныне я не дам за вашу жизнь и ломаного гроша.

— Помню, помню.

— В таком случае — прощайте.

«Агент в бейсболке» повесил трубку.

— Прощайте… — машинально сказал Турецкий. Затем бросил телефон на сиденье и в сердцах добавил: — Сволочь. Нет бы сказать «до свидания». А то «прощайте». Черт бы побрал этих ребят, как они все любят каркать!

Выпустив пар, Турецкий стал размышлять над словами «агента в бейсболке».

Это не та игра, в которую играют вдвоем, — сказал агент. Что он имел в виду? Если два игрока — это Боровский и Риневич, то кто же в этой игре может быть третьим? И насколько хорошо осведомлен «агент в бейсболке», чтобы делать такие предположения?

Дорога отвлекала внимание Турецкого, поэтому он свернул в переулок, припарковал машину к обочине и заглушил мотор. Затем закурил.

«Итак, третий игрок. Кто он? — Турецкий посмотрел на облачко дыма, расплывающееся в воздухе и ускользающее от взгляда. — Государство? Гм… Как-то сомнительно. Для „агента в бейсболке“ государство — это хозяин, которому он служит, а уж никак не игрок. Нет, он имел в виду кого-то другого. Того, кто вмешался в игру Боровского и Риневича и постепенно изменил ее правила. По крайней мере, финал изменил точно. Вряд ли в этой игре изначально предполагался летальный исход одной из сторон. Не нужно забывать, что Риневич и Боровский были друзьями с детства. Кто мог вмешаться в их отношения? Вероятно, тот, кому они оба доверяли так же, как друг другу. Или даже больше, чем друг другу, раз он сумел посеять в их сердца раздор и ненависть».

Турецкий стряхнул пепел, закрыл глаза и немного посидел так, пытаясь сосредоточиться.

«Я с самого начала знал, что нужно искать того, кому было выгодно убрать со сцены Риневича и Боровского. Я с самого начала подозревал, что тут должен быть третий игрок. А что, если допустить, что кто-то мстил Боровскому и Риневичу? Они оба были очень успешными и удачливыми бизнесменами. Все у них в жизни было хорошо, и это могло кому-то сильно не понравиться. Кому-то, кто преуспел в жизни меньше, чем они. Но кто он, этот неудачник? Человек из их прошлого? Гм… Прошлое у этих ребят самое что ни на есть заурядное. И путь, который они прошли, вполне зауряден. Другое дело, что двигались они по этому пути намного быстрее, чем их товарищи по партии и комсомолу. Что ж, пожалуй, стоит покопать в этом направлении. Вот как глубоко стоит копать — это вопрос. Но начинать пора. Давно пора!»

Председатель совета директоров МФО «Город» и крупнейший акционер компании «Юпитер» Антон Павлович Ласточкин, обвиняемый в хищении двухсот миллионов долларов, выглядел подавленным и уставшим. Лицо его осунулось, под глазами пролегли тени. Губы были бледными, и вообще он стал сильно похож на измотанного жизнью старика.

На Турецкого он смотрел, как забившийся в нору кролик — затравленно и испуганно, но с тайной и слабой надеждой на спасение.

Турецкий, до сих пор глядевший на Ласточкина строго и холодно, поняв, в каком положении находится обвиняемый, решил сменить гнев на милость и заговорил с ним нарочито вежливым и мягким голосом:

— Как вы уже знаете, Антон Павлович, я веду дело об убийстве бизнесмена Риневича.

— Да, да, я в курсе, — кивнул Ласточкин.

Турецкий сдвинул брови и заговорил серьезно, вдумчиво и веско, как — в представлении большинства обывателей — и должен говорить строгий, но справедливый и мудрый следователь:

— У меня есть основания считать, что убийство Риневича связано с другими делами. В том числе и с вашим. Не стану вдаваться в объяснения, это отнимет слишком много времени. Скажу лишь, что я не уверен, что вы замешаны в тех преступлениях, которые вам вменяют в вину. И если мне удастся разобраться во всех этих делах, возможно, я смогу вам помочь.

Губы Ласточкина тронула слабая улыбка:

— Это было бы чрезвычайно любезно с вашей стороны. Но я не уверен, что у вас получится. Механизм подавления уже запущен, и тягаться с ним — пустая трата времени.