— Отпусти меня… — прохрипел он, после очередного мучительно-болезненного сбоя в работе сердца, сделав судорожный вдох и выдох, после которого изо рта вылетело облачко пара. — Мое время еще не пришло… Прошу…

Но Смерть не отпускала его. Сердце сжалось, будто кто-то взял его в руку и сдавил пальцами.

— Я сам… я сам приду к тебе, когда придет время… Обещаю!

Через бесконечно долгое мгновение давление на сердце ослабло, оно стало работать ровнее, исчезло ощущение оледенения. Сначала в сердце, а потом холод покинул все остальное тело.

Темный силуэт сдвинулся к соседней койке. Раненый на ней замер, судорожно дернулся и, выдохнув облачко пара, затих.

Куликов зажмурился, даже отвернулся, а когда открыл глаза, оказалось что уже день. По палате ходят медсестры, выполняя свою ежедневную работу по уходу за ранеными.

"Приснится же", — с невероятным облегчением подумал Вадим.

Он повернулся в сторону соседа и замер. Койка была пуста.

— Сестра… — прохрипел он внезапно пересохшим ртом. — Сестра…

— Да?

— Где… где мой сосед?

— Успокойтесь…

— Где мой сосед?!!

— Умер этой ночью…

В горле встал ком. Ни сглотнуть, ни вдохнуть, ни выдохнуть…

— Вам плохо? — забеспокоилась медсестра.

— Я в норме… Спасибо, — сипло вздохнув, ответил Вадим.

Виденное не было сном. Куликов в этом был полностью уверен и то, что сосед умер, являлось тому подтверждением.

"Кому расскажешь, не поверят, — подумал Вадим. — Впрочем, никому и ничего не стану рассказывать. Ведь тогда придется рассказать и о… договоре".

Вадим тряхнул головой.

— Вот ведь глупости же лезут.

Куликов, почувствовав себя в силе, приподнялся, чтобы опереться спиной о спинку койки и обомлел. Там где должны находиться его ноги, одеяло имело совершенно ровный вид. Нет никаких соответствующих ногам бугорков.

Резкое движение рукой и одеяло полетело на пол.

Крик застыл в груди.

Руки мелко задрожали, по всему телу выступил холодный пот, и Вадим рухнул на подушку. Лицезреть плотно обмотанные уже чуть окровавленные бинтами короткие культи ног было выше его сил.

— Зря я выпросил у смерти отсрочку… Лучше бы она забрала меня с собой…

"Бойся желаний своих…" — вспомнил Вадим глубокую философскую мысль неизвестно кем и когда сказанную.

Куликов вспомнил, как в свое время желал подобного исхода: тяжелого ранения с потерей ноги или руки, лишь бы остаться в живых и не участвовать в начавшейся войне, убраться от нее прочь, как можно дальше, лишь бы только жить.

Но тогда у него были деньги. Целое состояние, на которое можно было жить даже таким увечным, не чувствуя ущербности. Ведь деньги даруют многое, даже уважение окружающих, несмотря на физическую неполноценность.

А что сейчас? Денег нет, все счета выбили из него особисты перед тем как отдать в штрафбат, отправив на верную смерть. Теперь он нищий никому не нужный калека.

"Вот и сбылись твои желания, — с ожесточением подумал Куликов. — Радуйся же! — кричало его второе "я". — Теперь война для тебя закончилась. Как ты того и хотел, скоро отправишься в безопасность, за Урал! Гип-гип-ура!"

Слезы сами потекли из глаз. Никакой радости не было и в помине.

Какая-то медсестра, молча, подошла и укрыла его сброшенным одеялом и так же молча, ушла по своим делам.

Доктор, обходя палату, что-то спрашивал у раненых, отсутствие ответа для него тоже ответ, он ставил пометки в больничных картах, назначал лечение и двигался дальше, обходя нескончаемые ряды с ранеными.

Вадим, находясь в состоянии глубокой апатичности, послушно пил подаваемые таблетки, подставлял руки для установки капельницы, ел, "ходил" на перевязки…

— Здравствуй…

Чье-то приветствие добиралось до сознания целую вечность. Наконец осознав, что рядом кто-то стоит, Вадим повернул голову.

Что-то внутри колыхнулось при виде женщины и затихло. Куликов вернул голову в исходное положение и вновь уставился в потолок, наблюдая за тем, как по нему ползают мухи.

— Ты не узнал меня? — неуверенно спросила она. — Это я…

— Я помню тебя. Что ты хотела?

— Поздороваться…

— Поздоровалась?

Елена кивнула.

— Тогда всего хорошего.

Вадим сам не понимал, почему неприветлив и даже груб с ней, но ничего не мог с собой поделать. Не то чтобы он обвинял ее, она абсолютно ни в чем не виновата, но…