Подумав так, Дашкевич успокоился. Мало ли какое дело может поручить ему босс. Тут ведь такая работа — никогда не знаешь, где и зачем ты понадобишься. Сказано ждать дома, значит, надо ждать дома. И хватит менжеваться.

Дашкевич достал из холодильника третью бутылку пива и, так же, как и предыдущие две, открыл ее зубами. К тому моменту, когда бутылка опустела наполовину, кто-то позвонил в дверь.

Дашкевич поставил бутылку на стол и посмотрел в сторону прихожей. Открывать он не торопился. Халимон, конечно, парень крутой, но ведь не сахарный — подождет, не растает. Дашкевич снова поднял бутылку и, припав к ней губами, допил пиво до дна.

В дверь тем временем опять позвонили — на этот раз долго и требовательно.

Поставив пустую бутылку на пол, Дашкевич встал, взял со стола кухонный нож и спрятал его в настенный шкафчик, в котором он хранил выпивку. Только после этого он пошел открывать дверь.

Халимон злобно глянул на Дашкевича, но ничего не сказал. Только переступив порог прихожей и закрыв за собой дверь на замок, он глухо прорычал:

— Хрен ли ты не открываешь, баклан? Мне че, ночевать в твоем засранном подъезде?

Оба вопроса были риторическими, и Дашкевич не стал на них отвечать.

Они прошли на кухню. Халимон втянул носом воздух, криво усмехнулся и сказал:

— Пивасиком балуешься? Нормально. Он квасит, а другие за него перед старшаками отдуваются.

— А че отдуваться-то? — угрюмо отозвался Дашкевич. — Я бы и сам. Че там за канитель? Из-за лоха, что ли, того?

Халимон уселся на стул и весело посмотрел на Дашкевича:

— Да все нормально, братела. Забудь. Я боссу все объяснил, он на тебя не в обиде. Так что с тебя пузырь коньяковского. И чтоб звездочек было не меньше пяти.

— Уф-ф… — облегченно сказал Дашкевич, усаживаясь за стол, прямо напротив Халимона. Он только сейчас понял, насколько сильно волновался.

Халимон глянул на порозовевшие щеки приятеля и усмехнулся, на этот раз беззлобно:

— Че вздыхаешь, Дашко? Обтрухался малость, да?

— Есть малек, — кивнул Дашкевич. — Босс уже был в курсе или ты ему рассказал?

— Не, ему еще до меня кто-то инфу слил. У босса везде глаза и уши, ты же знаешь.

— Во, блин, шакалы, — в сердцах сказал Дашкевич. — На всю Москву ни одного нормального пацана, одни стукачи.

— Да ты не стремайся, — успокоил его Халимон. — Босс — мужик с понятием, перетерли как надо. Я базарил, он слушал. Потом наоборот. То, что лоха пришили, говорит, правильно. Только надо было потом от тела избавиться. Менты тоже не дауны, сразу дойдут, за что Штыря пришили.

— Ну и че? — пренебрежительно пожал плечами Дашкевич. — Хрен ли они из этого выжмут?

— Менты умеют носами землю рыть, — тихо и холодно заметил Халимон.

Дашкевич слегка напрягся, и Халимон тут же сменил тон.

— Ладно, Дашко, — с прежней веселостью сказал он, — че теперь-то базарить. Давай тащи коньяковского. Отметим.

Дашкевич еще раз облегченно вздохнул, затем встал со стула и подошел к настенному шкафчику. Раскрыл дверцы и осмотрел содержимое.

— Коньяк кончился, — сказал он, не оборачиваясь. — Есть водяра. «Русский стандарт». Начислить по полтиннику?

— Че полтинник, можно и больше. Давай уже доставай.

Дашкевич взялся за бутылку, и тут за спиной у него раздался сухой щелчок.

— Это че? — не оборачиваясь, упавшим голосом спросил Дашкевич.

— Это смерть твоя, братела, — холодно сказал у него за спиной Халимон. — Босс приказал тебя убрать. Ты уж извини.

— Как это? — сказал Дашкевич дрогнувшим голосом, чувствуя, как все у него внутри холодеет. — Ты же сказал, что перетер.

— Перетер-то перетер, — подтвердил Халимон. — Только терка получилась не в твою пользу.

— Херня какая-то, — тихо прошептал Дашкевич. И затем, чуть громче: — Так, значит, босс приказал тебе меня завалить?

— Угадал, — вновь согласился Халимон. — Ты извини, братела. Как говорится, ничего личного. Ты же знаешь, я не могу не выполнить приказ.

— Но ведь мы сделали все, как нужно. Ты сам сказал, и тот терпила уже ничего никому не расскажет.

— Он-то не расскажет, — уныло согласился Халимон, — зато другие могут. Говорил я тебе: не трепи языком — на беду нарвешься. Вот и нарвался.

Халимон секунду помолчал, потом холодно произнес:

— Если будешь стоять спокойно, умрешь быстро. Ты знаешь, я хорошо стреляю. Обещаю выстрелить тебе прямо в затылок.