Хельги попробовал воззвать к голосу разума. Есть в Староземье и другие университеты, убеждал он себя. Можно будет устроиться туда. Но разум говорил одно, а чувства не желали ему внимать. Те университеты чужие, а этот — свой!

Подменный сын ярла не помнил, когда плакал последний раз в жизни. Было ему пять лет, а может, шесть? Но он ясно чувствовал: окажись путь до университета хоть на сотню шагов длиннее, и он, пожалуй, разревелся бы прямо на улице. К счастью, расстояние было совсем невелико, а войдя внутрь, он кое-как справился с эмоциями. Не мог же грозный и могучий демон-убийца предстать перед мэтром Перегрином в таком постыдно-жалком виде!

Да, именно к нему, преподавателю прикладной и теоретической магии, а вовсе не к собственному научному куратору Донавану направлялся теперь магистр Ингрем! Почему — он и сам не знал.

Перегрина он застал перед дверью в лабораторию, тот шел готовиться к ночному семинару (некоторые магические действия возможны только после захода солнца).

— Профессор! — набравшись решимости, тихо окликнул Хельги.

Тот вздрогнул и обернулся.

— Кто здесь?! — Ох не любил профессор эти ночные семинары!

— Профессор, это я.

Это был магистр Ингрем! Собственной персоной! Что за наваждение?! Перегрин тряхнул головой. Ингрем не исчез. Наоборот, приблизился… Исхудавший, бледный, в совершенно дикой пятнистой куртке, со следами недавно заживших ожогов на лице.

— Боги Великие! Что это с вами, Ингрем?!

Перегрин медленно пятился к дверям лаборатории и смотрел на Хельги так, будто привидение встретил. Бледные щеки демона порозовели от смущения. Ответить буквально на вопрос профессора он не мог и вообще ничего не понимал: в чем дело, почему мэтр магии так разволновался. Но ответа требовали правила приличия — не стоять же бессловесным столбом?

— Простите, профессор… Я только хотел узнать… — Тут голос магистра предательски сорвался. Ах как трудно давались ему эти страшные слова! — Нас совсем исключили, да?

Лицо профессора стало еще более удивленным, хотя казалось бы, куда еще? И повел он себя совершенно неожиданным образом: взял Хельги за подбородок, развернул к свету, пристально вгляделся в лицо, приложил ко лбу холодную ладонь и спросил — причем не в обычной своей резкой манере, а мягко, почти нежно:

— Мальчик мой, скажи честно, ты трезв?!

— Разумеется! — выпалил Хельги. — Я всегда трезв!

— Ладно, — покладисто согласился Перегрин. — Сформулируем иначе: ты здоров? Ты уверен, что не болен?

Хельги испуганно шмыгнул носом. В носу хлюпнуло — сказывался холод подземелья. Но вряд ли простуда была именно той болезнью, о которой спрашивал профессор. Поэтому он с чистой совестью подтвердил:

— Уверен. Абсолютно здоров!

— Хорошо. Значит, это я чего-то не понимаю… Да, я определенно должен это обдумать… Давайте поступим так. Вы прямо сейчас пойдете домой. А завтра утром, перед лекциями… или нет, после лекций постарайтесь заглянуть ко мне. Возможно, я успею что-нибудь сообразить. Договорились?

Совершенно озадаченный, магистр Ингрем кивнул и скромненько удалился. А что ему оставалось?

Но как он ни старался, а заглянуть к профессору на следующий день не сумел. Друзья стремились в дорогу и не желали слышать о промедлении. Уже рано утром они были на пути в Оузу. И ответ на главный вопрос своей жизни Хельги так и не получил.

Наверное, еще никто и никогда не добирался пешком от Уэллендорфа до Оузы так быстро. Они бежали всю дорогу, будто за ними собаки гнались. Хотя утверждать, что расстояние они преодолели именно на своих двоих, — тоже не совсем верно. Несколько раз им удалось проехаться на попутных санях. Край начинал понемногу возрождаться и уже не был таким разоренным и пустынным, как в самые первые послевоенные месяцы.

Вот и Оуза уже восстала из руин. Кудиане вернулись к своим козам. Не менее десятка длинных срубов под высокими двускатными крышами стояли на месте недавнего пожарища. Свежие сосновые бревна отливали янтарем в свете зимнего заката.

Кудиане — народ мирный, солидный и неконфликтный. Но даже им вряд ли понравится, если незваные пришельцы начнут раскапывать древние могилы прямо у них под носом. Наверняка постараются помешать, но не убивать же их за это? Поэтому действовать решили ночью, а подкоп предосторожности ради заложили внутри той самой землянки, что отрыли во время прошлого путешествия. Благо сохранилась она совсем неплохо. Перед тем как приступить к земляным работам, Хельги опробовал весь арсенал менее трудоемких средств: и «чтобы нам провалиться» говорил, и пожелания высказывал, и призывал Царя Народов по имени, и через астрал, и через камень пытался пройти — тщетно. Так и пришлось браться за кирки и лопаты, предусмотрительно купленные в последней встреченной деревне, и долбить, и грызть в поте лица мерзлую землю.

Работа спорилась — только комья летели! Особенно старались Ильза и Энка. Они-то в склепе еще не бывали! Они-то Царя Народов воочию не видали!..

— А посмотрели — и поняли, что ничего особенно интересного-то и нет! Призрак как призрак, только черный и придурковатый.

Увидел Хельги — обрадовался, затрубил-загрохотал:

— О радость, великая радость! Ужель сам повелитель снизошел навестить мою скорбную обитель? О, сколь безмерно мое ликование!

Поорал так-то, а потом спросил горделиво: