«Ну и свинью же он мне подложил этой свинкой! — тосковала ночью Марина, юлой вертясь на своей части кровати, в то время как Шаров флегматично сопел на своей. — Неудивительно, что выбрал в жены дурочку. Студентку, беднячку из маленького городка. Знал, что я клюну на его материальные блага, и не предупредил обо всем остальном. Опытная женщина, уверенная в себе, сразу бы его раскусила. А я не была опытной женщиной… Зато теперь — стану! Назло ему!»

С этой мыслью Марина уснула. А наутро проснулась — прекрасная, как обычно, девочка в ожидании праздника, — чтобы пойти в институт на экзамен. Экзамен ее не волновал: как обычно, студентка Криворучко отлично подготовилась. Зато ее кровь заставлял бурлить экзамен иного рода, который она сегодня себе устроит. На котором она одновременно будет экзаменуемым и экзаменатором. И в тех же двух ролях выступит намеченный ею товарищ по этим вольным упражнениям — Валька…

Экзамен прошел как нельзя лучше. Точнее, два экзамена, но Марина могла думать только об одном. И еще о том, что следом будут и другие. Обязаны быть!

Впоследствии Баканин принес ей много удовольствия, но не однажды создавал и затруднения — своей неразумной привязанностью, своей глупой ревностью. Что поделать, если Валька по природе — семейный, как трусы до колен! Его мораль включает представление о том, что женщина и мужчина, объединенные фактом совместного траханья, обязаны принадлежать друг другу до гробовой доски… «До гробовой тоски», — про себя язвила Марина. Как можно выбрать что-то одно, зная, что этим актом отрекаешься от всего другого? И с какой, спрашивается, стати она должна себя так ограничивать? Нет, Валька решительно не годился ей в спутники жизни. Шаров как муж был предпочтительнее. Шаров не требовал объяснений. С ним достаточно было соблюдать элементарные правила вежливости: ночевать дома и точно в срок возвращаться с работы.

Можно задержаться, но ненадолго: в пределах получаса. Точность — вежливость королей. А если по выходным жена ездит навестить подругу или маму, то муж не имеет оснований возражать, не правда ли? Шаров никогда не возражал.

Правда, он больше и не целовал ее по утрам, немедленно после пробуждения, когда — Марина знала — она бывала особенно красива. В первые месяцы их совместной жизни целовал, а после того, как она сексуально оставила его в покое, переключившись на Вальку Баканина, почему-то перестал. Но, в конце концов, может быть, это элементарное совпадение. Не все супруги сохраняют привычки новобрачных. Страсть увядает не так быстро, как свадебный букет, но все-таки увядает.

Одним словом, в целом Марина приходила к выводу, что ей повезло с мужем. По крайней мере, она намерена так считать, пока Шаров помогает ей, а не мешает. Как она поступит в случае, если существование Шарова станет ей мешать? Ну, когда такое случится, тогда она и озаботится этой проблемой. А пока будет считать, что ей повезло. И что тогда, на первом курсе, приняв предложение Шарова, она совершила правильный ход.

Александрбург, 24 марта 2006 года, 22.45.

Юрий Гордеев, Роберт Васильев и группа неизвестных

— Ну как, Юрий Петрович, — спросил Роберт Васильев, отпив апельсинового сока из стакана, — я был прав? Город-то оказался кафкианским?

— Правда твоя, Роберт, — согласился Гордеев, готовясь расправиться со шницелем. — Даже хуже. Кафке и не снился такой махровый бред. Перестаю понимать: то ли местные работники прокуратуры настолько изолгались, что все вместе дружно сошли с ума, то ли намеренно меня с ума сводят. Ничего, они у нас никуда не денутся! Дай только добраться до Москвы…

— Но мы же не можем улететь в Москву, не увидев Баканина.

— Об этом не беспокойся: не предоставить свидания с Баканиным они просто не имеют права!

После трудового дня, как это уже вошло у них в обыкновение, адвокаты ужинали в гостиничном ресторане. Судя по ценам, его работники верили в легенду о том, что у москвичей денег куры не клюют. Однако тратить усилия на поиски другой точки общественного питания не хотелось. Все же здешние салаты, шницели и мясо по-венгерски обнаруживали свое приличное качество. Вот только ни Роберт, ни Юрий Петрович не заказали к этим блюдам ни пива, ни вина. Время, проведенное в коридорах областной прокуратуры, настолько одурманивало голову, что дополнительное одурманивание было бы уже чрезмерным. В противовес ему хотелось ясности.

— Грубо работают ребята, — высказался в адрес тружеников облпрокуратуры Гордеев. — Я, конечно, не допущен ко всем материалам, но подозреваю, что в таком виде, каким оно сейчас выглядит, дело Баканина развалится, не дойдя до суда.

— А судьи работают с ними в одной связке, Юрий Петрович!

— Да, Роберт, надо думать, что так. В противном случае эта безобразно сляпанная халтура не имела бы ни малейшего шанса… Я только не понимаю: зачем? Это явно не тот случай, когда надо повесить дело об убийстве все равно на кого. Баканин — солидная персона, бизнес у него не маленький. Полагаю, что кому-то выгодно… Да, простите?

К адвокатам, сидевшим за столиком вдвоем, подошел какой-то человек немалого роста. Борцовские мускулы топорщили на плечах серый, в мельчайшую клетку, костюм. Роберту показалось, что борец спрашивает, свободен ли у них третий стул — при том, что мест в ресторане хватало. Однако, судя по реакции Гордеева, речь шла о другом.

— Уж вы простите, что вмешиваюсь, — басистым шепотом прогудел борец, заговорщически наклонившись к адвокатам, которые непроизвольно сблизили головы. — Услыхал я, что вы говорите: Баканин, Баканин… Это не тот ли, случаем, Баканин, который «Уралочка»? Не тот, у которого дружка убили, Айвазова?