Шрифт:
И, наконец, четвертое убийство — убийство сотрудника «Мосводоканала» Олега Фомина. Этот, вероятно, слишком много знал. Или слишком много запросил. Попробовал красивой жизни, вошел во вкус и…
— Я вам хоть немного помог? — прервал размышления Турецкого его собеседник.
— Думаю, да, — ответил Турецкий.
9
Дверь тихо скрипнула, и Галя открыла глаза. Темный силуэт приблизился к ней. Галя испуганно вжалась в диван. Темный силуэт остановился рядом.
— Все в порядке? — раздался негромкий, хрипловатый голос Хасана.
Галя слабо усмехнулась и ответила:
— В полном.
— Я ослабил скотч, — сказал Хасан. — Руки не должны болеть.
— Наверное. Только они об этом не знают.
— Что? — не понял иронии Хасан.
— Ничего, — сухо ответила Галя.
Он немного постоял над ней молча, затем повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился, снова повернулся к Гале и неуверенно спросил:
— Слушай, а что ты там про тюрьму говорила? Тело — это тюрьма. Ты сама это говорила.
— Я тебя… не понимаю, — испуганно прошептала Галя.
— Ты Айману сказала: в теле — как в тюрьме, в себе — как в трюме. Ты же говорила!
— А, ты об этом. — Галя облегченно вздохнула. — Это были стихи.
— Стихи… — повторил за ней Хасан. — А еще можешь?
— Что?
— Стихами разговаривать.
Галя выпрямилась, тряхнула головой, чтобы убрать с глаз непослушную челку, и проговорила негромко, с величавой торжественностью:
Высокой горести моей Смиренные следы. На синей варежке моей — Две восковых слезы. В продрогшей церковке — мороз, Пар от дыханья — густ И с синим ладаном слилось Дыханье наших уст… Галя замолчала. — Еще! — потребовал Хасан. Она продолжила: Отметили ли вы, дружок, Смиреннее всего Среди других дымков — дымок Дыханья моего?..Тут в горле у Гали запершило, и она закашлялась. Хасан подождал, пока ее перестанет душить кашель, и спросил:
— Что, больно дышать?
— Да, — кивнула Галя. — Все болит.
Некоторое время Хасан молчал, стоя над Галей и разглядывая ее. Потом задумчиво сказал:
— Я бы тебя развязал, но нельзя. — Он помолчал, и, не дождавшись ответа, спросил: — Айман говорил, что ты в милиции работаешь. Это правда?
— Да.
Хасан усмехнулся:
— Что, у «черных» на улицах прописку проверяешь?
— Бандитов и убийц ловлю. Чтобы без страха по улицам ходили.
Хасан снова помолчал, обдумывая ее слова. Следующий его вопрос был совершенно неожиданным.
— Это ты сама? — спросил он.
— Что? — не поняла Галя.
— Стихи сочиняешь?
— Да, — неожиданно для себя соврала Галя.
Хасан вздохнул.
— Хорошо у тебя получается. И слова нужные находишь… А трудно это — стихи сочинять?
— Для этого нужен талант, — сказала Галя, — а он — от Бога.
— Это правда, — согласился Хасан. — Все от Аллаха. Коран тоже стихами написан. Я думаю, Аллах стихами разговаривает, и людей этому научил. А без стихов и обезьяна разговаривать умеет.
— Я тоже так думаю, — согласилась Галя, пугаясь и недоумевая, к чему весь этот разговор.
Хасан присел на край дивана рядом с Галей, сгорбившись и положив руки на колени — пружины дивана отчаянно скрипнули под тяжестью его большого тела.
— Ты это… — тихо заговорил он, поглядывая на Галю искоса, — ты расскажи Айману всё, что он просит. Все равно ведь он правду из тебя выбьет.
— Ты хочешь сказать — ты выбьешь?
— Ну я, — равнодушно признал Хасан. — Какая разница?
— Я бы сказала, но ничего не знаю. Он случайно увидел меня со следователем из прокуратуры и решил, что я с ним заодно.
— А ты?
— А я даже не понимаю, о каком деле он говорит.
Хасан приблизил к Гале лицо, будто хотел получше рассмотреть ее глаза.
— Это правда? — спросил он.
— Да, — кивнула Галя.
— Не знаю… Может, ты и врешь, но глаза у тебя смотрят хорошо. Скажи еще. Стихами.
И Галя прочла:
Бумагу и огонь, зерно и жернова, секиры острие и усеченный волос — Бог сохраняет все. Особенно слова прощенья и любви, как собственный свой голос…— Красиво, — растроганно пробормотал Хасан.
Он помолчал. Потом спросил каким-то странным, утробным голосом:
— А смерти боишься?
Вопрос его прозвучал так зловеще, что у Гали заколотилось сердце.
— Очень, — прошептала она.
— Да, — задумчиво проговорил Хасан, — все ее боятся. И я боюсь.
— Бог позволяет человеку родиться, чтобы он жил, а не чтобы умирал, — быстро сказала Галя. — Если мы кого-то убиваем, мы идем наперекор Богу.
Хасан кивнул тяжелой головой: