Смирнов был обречен.

Даже теперь, спустя несколько недель, воспоминание о том разговоре приводило Ростислава Вадимовича в бешенство. Успокаивал лишь один факт: Смирнов был мертв. Его обугленный труп лежал сейчас под кустом боярышника под этим противным, мелко накрапывающим дождем, который никак не превращался в настоящий ливень.

— Ты? — удивленно спросила Ника.

Она вышла из ванной в легком расстегнутом халатике, наброшенном на голое тело. При виде Рыцарева руки ее машинально скользнули к пуговицам.

— Не надо, не застегивайся, — сказал Рыцарев, обхватил Нику за талию, привлек к себе, погладил губами ее шею и улыбнулся. — Ты чудесно пахнешь.

— Почему ты не позвонил? — сердито спросила Ника.

— Забыл.

— Но меня могло не оказаться дома!

— Но ведь ты дома, — сказал Рыцарев, касаясь губами ее щеки. — И хватит об этом. Я немного устал. Сделай мне, пожалуйста, кофе.

— И все-таки ты должен был позвонить, — укорила любовника Ника, высвобождаясь из его объятий. — Иди в комнату. Я сделаю кофе.

Пока Ника варила кофе, Ростислав Вадимович сидел в кресле и листал журнал. Просматривая колонку светских новостей, он вдруг вспомнил, что забыл позвонить Айману и отчитаться за проделанную работу.

Рыцарев отложил журнал и пододвинул к себе телефон.

— Котенок, ты скоро? — крикнул он Нике.

— Еще пара минут! — услышал он в ответ.

Рыцарев кивнул и снял трубку. Айман был лаконичен и сух, как всегда. Он не слишком доверял телефонам и поэтому отвечал на реплики Ростислава Вадимовича предельно кратко и коротко — «да», «угу» или «понял». Когда Рыцарев закончил отчет, Айман коротко спросил:

— Это все?

— Да, — ответил Рыцарев. — Остальное при встрече.

— Тогда — пока.

Ростислав Вадимович положил трубку, и тут же из коридора послышались легкие шаги Ники. Она внесла в комнату поднос с двумя чашками кофе и поставила его на журнальный столик.

— Спасибо, радость моя, — устало поблагодарил Рыцарев. Он шлепнул ладонью себе по коленке: — Сядешь?

— Что-то не хочется, — сказала Ника, усаживаясь на диван.

Рыцарев смотрел, как девушка устраивается в углу дивана.

— Что-то не так? — настороженно спросил он.

— Все так, — ответила Ника. — Пей кофе, пока не остыл.

И Рыцарев стал пить кофе. Ника молчала, бросая на него быстрые взгляды. Рыцарев тоже молчал, пытаясь сообразить, что он сделал не так. Стыдно признаться, но в последнее время Ростислав Вадимович все чаще ловил себя на мысли, что побаивается Нику. Почему — он и сам не знал. Возможно, всему виной была любовь Ники к алкоголю: чем больше она пила, тем яростнее и неуправляемее становилась.

— Почему ты молчишь? — не выдержал Рыцарев.

— А что, тебя это раздражает?

Ростислав Вадимович покачал головой:

— Нет. Просто, когда ты молчишь, мне кажется, что я чем-то тебя обидел.

— И что? — усмехнулась Ника, кривя рот.

— Ничего. Просто неприятно.

— Это у тебя от больного желудка. Все потому, что ты любишь бифштекс с кровью.

Фраза была настолько нелепой, что Рыцарев замер с чашкой в руке и уставился на Нику в полном недоумении.

— При чем здесь бифштекс? — спросил он.

— Ни при чем, — ответила девушка. — Просто когда ты ешь полусырое мясо, у тебя с губ стекает кровь. Ты даже не представляешь себе, как отвратительно это выглядит.

Пока Рыцарев пытался осознать услышанное, Ника встала с дивана и подошла к бару. Вернулась она с бутылкой виски и двумя стаканами.

— Ты перешла на виски? — удивленно спросил Рыцарев.

— Купила в супермаркете. На нем такая красивая этикетка, что я не смогла устоять.

Ника разлила виски по стаканам, сунула один Рыцареву и сказала:

— Пей!

Ростислав Вадимович послушно взял стакан.

— Ты меня любишь? — спросила вдруг Ника.

— М-м… Конечно. Я…

— Вот уже и замычал! — со смешком сказала Ника. — А Валентин не мычал. Он все время говорил, что любит меня. И знаешь… я ему верила. В отличие от тебя. Давай выпьем за любовь!

Девушка резким жестом влила в себя виски, вытерла губы тыльной стороной ладони и посмотрела на Рыцарева:

— Что же ты не пьешь, котик? Слишком крепко для тебя?

Рыцарев замер со стаканом в руке: