Это был желудь, что подарил ему древний. На ум сразу пришли слова Дешарина: «Береги его. Этот желудь хранит знания дерева-отца и знания предыдущих поколений деревьев вплоть до начала всего сущего. Посади его там, где ему самое место вырасти».

Крас знал, что эта вещь не для него, хотя ему и хотелось ее забрать. Тралл задавался вопросом, знал ли красный дракон, что желудь предназначен его супруге. Он надеялся.

Орк повернул руку Алекстразы, положил в ее ладонь желудь и закрыл его ее пальцами.

–  Я рассказывал вам о Покое Мечтателя, что в Фераласе, - сказал мягко Тралл.
– О древних, которые оказались там в опасности. Но я не сказал вам об их истинном великолепии. Я не сказал вам об их… присутствии. Простая сила лет и мудрости льется из них. Каким маленьким я благоговейно чувствовал себя среди них.

–  Я…знала древних, - сказала Алекстраза, ее голос был низким. Мгновение она плотно сжимала в руке желудь, а затем открыла ладонь.

Желудь покачнулся настолько неуловимо, что Тралл решил, что тот просто перекатывается по буграм ладони. А затем на желуде появилась небольшая трещина. Трещина увеличивалась, и из желудя вырос побег длиной не более дюйма.

Алекстраза испустила рыдающий вздох. Другой рукой она потянулась к сердцу, сильно прижав ее к хрупкой груди, которая резко вздымалась, пока Аспект мучительно глотала рыдания. Рука продолжала давить на сердце, как будто то болело. На мгновение Тралл подумал, что это было слишком - это убивало ее.

Но затем он понял. Сердце Хранительницы Жизни было закрыто, закрыто от боли, вызванной заботой. Закрыто от скорби по тому, кого она потеряла. Закрыто от мук сострадания.

И теперь, как желудь, как таявший лед в весеннюю пору, ее сердце раскрывалось.

–  Я та, кто я есть, - шептала она, все еще смотря на проросший желудь.
– В радости или печали. Я та, кто я есть.

Она издала еще один всхлип, затем еще один. Слезы наворачивались у нее на глазах, она скорбела о потери любви, наконец-таки выплакивая исцеляющие слезы, которые были некогда спрятаны в сердце. Тралл обнял Алекстразу за плечи, и она повернулась к нему. Та, что когда-то была порабощена орками, заставляющими ее служить им, теперь открыто плакала на плече одного из них.

Ее слезы казались бесконечными, какими и должны быть слезы Хранительницы Жизни. Тралл подозревал, что было нечто большее, чем просто потеря Краса. Он чувствовал, что она плачет за все потерянное, за невиновных и виноватых, за Малигоса и Смертокрыла и за все то, что они сделали, за зараженных детенышей, которые никогда бы по-настоящему не жили, за смерть и за жизнь, за всех, кто страдал и кто от боли чувствовал соленый привкус на щеках.

Теперь слезы свободно текли, ее плач был чистым как дыхание. Слезы стекали по лицу и падали на желудь, который она держала, на почву, на которой они сидели.

И когда первая слеза упала на землю, из земли начал расти цветок.

Тралл в неверии обернулся вокруг. Перед его глазами в тысячу раз быстрее, чем должно быть разрастались цветы всех видов, небольшие побеги превращались в молодые деревья, в толстую, мягкую зеленую траву. Он мог даже слышать звук растущей зелени, дрожащий и радостный звук прорастания и треска.

Он вспомнил, как друиды пытались вернуть жизнь этому месту. Время от времени их усилия увенчивались успехом, но лишь временно. В глубине души он знал, что эта новая, пышная жизнь не угаснет со временем. Только не рожденная слезами Хранительницы Жизни и всем ее состраданием и любовью.

Алекстраза мягко отпрянула от него. Тралл убрал руки с ее плеч, она глубоко, с дрожью вздохнула и немного неуверенно поднялась на колени. Тралл не помогал ей, он чувствовал, что ей не требуется его помощь. Алекстраза аккуратно зачерпнула землю, положила желудь и благоговейно закопала. Затем поднялась и посмотрела Траллу в лицо.

–  Я… наказана, - спокойно сказал она. Ее голос все еще был полон боли, но чувствовалось спокойствие, какое не было никогда.
– Ты напомнил мне о вещах, о которых я в своей боли забыла. О вещах… которые он бы не хотел, чтобы я забыла, никогда.

Она улыбнулась, и хотя это была грустная улыбка, она была искренней. Ее глаза были красны от слез, но в них была ясность, и Тралл знал, что она в порядке.

И верно - когда она отошла и подняла руки, на ее лице было выражение праведного гнева. Еще многих погибших стоило оплакать, и Тралл знал, что она это сделает.

Но не сейчас. Сейчас Хранительница Жизни использует свою боль для действий, не для слез. И Тралл почти ощутил жалость к тем, на кого обрушится ее гнев.

Почти.