Кондрашов наконец решился.

– Хорошо, - сказал он.
– Я отдам вам карту. Но... При одном условии. Вы все сделаете сами: ни я, ни Саша, - он показал на Князя, - в тайгу не пойдем. Вы понимаете, почему.

– Виталий!
– вмешался Князь.
– Ну ты что? Это ведь как-то...

– Это мое условие, - упрямо повторил Кондрашов, и авторитет был вынужден согласиться.

Князь пожал плечами.

– Могу дать тебе своих ребят, - предложил он Белову.

– Спасибо, думаю, мы справимся. Итак...

– Я принесу карту сегодня же вечером, - сказал Кондрашов.
– И сделаю все необходимые пояснения.

– Отлично!
– обрадовался Белов.
– А я...

Мобильный Князя вдруг зазвонил. Авторитет извинился и, прикрывая трубку рукой, несколько раз сказал короткое «да».

Затем он встал из-за стола.

– Ну что же? Я должен идти. Дела. Спасибо вам, а больше всех - тебе, бородатый, - обратился он к Лукину.

Федор залился краской смущения.

– Вы, это... Александр Семенович... За рубашку-то не сильно на меня сердитесь?

Князь расхохотался.

– Да Господь с тобой! Какая рубашка? Тряпка, и все. Зато у меня теперь есть брат. Подумать только - всю жизнь прожить рядом и не знать друг о друге. А? Ведь это - не Москва, город-то у нас небольшой. Разве не удивительно?

– Ничего удивительного, - мягко заметил Кондрашов.
– У нас был разный круг общения.

Все замолчали, ожидая реакции Князя. Он не рассердился - только погрустнел и вдруг сказал:

– Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива... Честно говоря, не хотелось бы мне быть похожим на прадеда. Неприятный тип. Ну да ладно, о покойниках либо хорошо, либо ничего. Поэтому я лучше помолчу. Пока, ребята! До вечера!
– и, обращаясь к Кондрашову, добавил: - Витя, тебя подвезти?

Кондрашов засуетился и тоже стал собираться.

– Да-да, мне пора. Я, пожалуй, пойду. Значит, Александр Николаевич... Все остается в силе. До вечера.

Братья (по прикидкам Белова выходило, что - четвероюродные, хотя он мог и ошибаться) вышли на крыльцо и сели в машину. Двигатель загудел, и джип, разбрасывая широкими шинами гравий, сорвался с места.

Следом за ним поехала машина сопровождения.

Белов, Ватсон, Лукин и Витек стояли на крыльце, взглядом провожая кортеж Князя.

– Саша!
– сказал Ватсон.
– Помнишь, раньше говорили: «Сын за отца не отвечает»?

– Да, было такое.

– А ведь этим двум до сих пор приходится отвечать за то, что сотворил их прадед. По-твоему, это справедливо?

– Кто знает, что такое справедливость?
– отвечал Белов.
– Это решаем не мы. По крайней мере, я знаю одно. Жить надо так, чтобы детям не пришлось отдуваться за твои ошибки.

– Хорошо сказал!
– похвалил его Ватсон.
– Пойдем-ка, выпьем за это.

Они вернулись в центральный зал и сели за стол. Налили водки и выпили. Затем Ватсон спросил, показывая на кусочек метеорита, вделанный в рукоять ножа:

– Саня, а почему он светится? Это не опасно?

Белов покачал головой.

– Сначала я тоже думал, что дело в радиоактивности. Но тогда бы камень обладал не живительной, а убийственной силой. Рультетегин ничего про это не сказал. Но на всякий случай уберу-ка я его обратно в сейф. Там такой толстый слой металла, что никакое излучение не пробьет. Кстати, а тебе будет задание.
– Белов завернул нож в кусок ровдуги, убрал сверток в сейф и достал оттуда маленький бумажный кулек, где хранилось светящееся вещество, которое он соскреб со стен анфилады.
– Здесь - образец. Найди в городе химическую лабораторию, пусть сделают все необходимые анализы.

– Хорошо, - согласился Ватсон.
– Но только давай завтра, ладно? А то сегодня как-то лениво...

– И меня в сон потянуло, - поддакнул Федор.
– Не устроить ли нам тихий час? До самого вечера?

– Вот черти, - усмехнулся Белов.
– Хорошо. Объявляю отбой. Можете поспать.

Он пошел в спальню и застал там мирно посапывающую Лайзу. Из коридора доносились шаги Федора и Ватсона, пробиравшихся в свою комнату. Витек и Любочка остались убирать со стола, и по тому, как рьяно Злобин отвергал какую бы то ни было помощь, Белов догадался, что им, похоже, есть чем заняться, кроме мытья тарелок.

Через несколько минут митрофановский особняк погрузился в глубокий послеобеденный сон. Наступила тишина. Но... Скорее, не тишина, а обманчивое затишье, какое обыкновенно бывает перед бурей.

Зорин нервно расхаживал по необъятному кабинету. Дорога из угла в угол занимала ровно тридцать шесть шагов. За полчаса непрерывного хождения он намотал уже не меньше двух километров.

Притихший Хайловский сидел на краешке стула и следил за шефом. Тридцать шесть шагов на северо-запад - и чуткий нос Глебушки четко поворачивался следом, как стрелка компаса по румбам. Тридцать шесть шагов на юго-восток - и голова его описывала обратную циркуляцию.