Все наперебой рассказывали о детских ножках, свисавших с желоба.

Вот это Тине с Варре уже услышали, пока пили свой кофе. И сразу перестали его пить.

Крупным планом показали тротуар. На нем был виден только затоптанный листочек со списком, что купить в магазине.

— Вот сюда упал бы этот ребенок, — сказал репортер, — но он не упал. Очевидцы утверждают, что его унесла хищная птица. Они видели, как по небу летело что-то голубое.

— Это была Птишка! — воскликнула Тине, — значит, Птишка все еще в городе!

Теперь в кадре появилась стена жилого дома. Можно было прочитать, что это дом номер двадцать. В окне на подоконнике виднелось много зелени. А на улице под окном стоял репортер.

— Спасатель после пережитого потрясения сидит дома, — рассказывал он. — Потому что ему некого было спасать. К сожалению, мы не можем войти к нему, хотя весь город мечтает узнать, что же он там наверху видел. Наверное, что-то ужасное. Наверное, он видел страшную хищную птицу, неожиданно прилетевшую из-за крыши. Вероятно, в тот самый миг, когда он хотел спасти ребенка, хищник вырвал крошку у него из рук и унес прочь. Очень может быть, что ребенок уже съеден где-то за городом. Мы немедленно отправляемся на поиски, чтобы сообщить вам как можно больше фактов о съеденном ребенке. На этом наша передача заканчивается.

Камера еще раз показала закрытую дверь дома и тротуар перед ней.

— Я знаю, где это, — сказала Лутье. — Там в тротуаре есть несколько черных плиток. На них нельзя наступать. Это опасно.

Лутье хорошо знала улицу, где жил спасатель. По этой улице она ходила в школу. Там в тротуаре были три черные плитки. Там были и белые, но это неважно. А большинство плиток были серые.

Но вот черные — на них нельзя было наступать, потому что если наступишь, то откроется потайной люк и ты упадешь в подвал с призраками и привидениями. Так считала

Так что она не любила эту улицу. Но по ней нужно было пройти, чтобы попасть в школу.

Тине и Варре захотели немедленно пойти к спасателю, чтобы поговорить с ним по секрету ото всех. Они хотели рассказать ему, что на самом деле не прилетало никакой хищной птицы и что ребенок был необычный, с птичьими крылышками и человеческими ножками, и что звали его Птишка. Так они считали. Они хотели спросить, видел ли спасатель голубую пелеринку, скрывавшую крылышки.

Одна из черных плиток находилась как раз перед домом спасателя. Рядом с ней стоял фотограф. Он фотографировал дом. С помощью телеобъектива он хотел снять комнату, но все окно изнутри заросло комнатными растениями. Так что на фотографии получились только красивые, снятые с большим увеличением темно-красные цветочки. Но фотограф-то пришел сюда не ради темно-красных цветочков.

Варре дождался, чтобы фотограф ушел, а когда тот завернул за угол, позвонил в дверь. Кто-то пристально посмотрел на него в щель для писем и газет.

— Что вам угодно? — спросил пожилой голос.

— Мы хотим рассказать спасателю кое-что очень важное, — сказал Варре.

— Он в тяжелом душевном состоянии.

— Скорее всего, мы сможем помочь ему, — сказала Тине.

Дверь немного приоткрылась. Из-за двери на них смотрел пожилой человек.

— Вы случайно не из газеты или не с телевидения?

— Нет-нет, — сказала Тине, — мы сами но себе.

Их впустили. В коридоре пахло миндальным печеньем.

Лутье взяла Тине за руку. Она боялась подвала.

В комнате в глубине дома на диване лежал спасатель. С виду очень несчастный. Он смотрел на троих гостей с недоверием.

Занавески с узором из больших роз были опущены.

Вошла его старенькая мама.

— Можно предложить вам кофе? — спросила она.

— Да, спасибо, — сказала Тине. — Мне, пожалуйста, без молока и с двойным сахаром.

— Да, спасибо, — сказал Варре. — Мне, пожалуйста, с молоком и без сахара.

Лутье попросила лимонада. В доме оказался только красный.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Варре у спасателя.

— Плохо, — сказал спасатель. — Я всегда всех спасал, а тут не смог. И сейчас у меня такое чувство, будто и в прошлые разы от меня было мало толку. А вас я никогда не спасал?

— Нет, меня нет, но ведь вы спасли много-много других людей? — сказал Варре как можно более ласково.

Спасателю от этого сразу стало чуть-чуть лучше. Он принялся рассказывать, кого он спас за свою долгую жизнь, например: