— Неужели нужно называть ее по имени?

— Ах, вы о Кларе? Верно, где-нибудь бродит. Вот уже час, как она мне не попадалась.

— Какая славная беседка, — сказала миссис Маунтстюарт, усаживаясь. — Наши вкусы и пристрастия, дорогой мой сэр Уилоби, — кто может дать себе в них отчет? Никогда не знаешь, радоваться ли тому, что должно произойти, или сожалеть. Я хотела бы поговорить с мисс Мидлтон.

— Фарфоровая плутовка будет к вашим услугам — ведь вы с нами завтракаете, надеюсь?

— О, да вы, я вижу, принялись меня цитировать!

— Я вас цитирую во всех случаях жизни. Впрочем, ваше определение: «Целый роман на кончиках ресниц», пожалуй, уже несколько устарело.

— Роман? Ах, вы о Летиции Дейл!

— Разумеется, о ней. Вы не находите, что в ее чертах появилось нечто более серьезное?

— Еще бы!

— Но я не хочу этим сказать, что роман совсем улетучился с ее ресниц.

— Разумеется, нет. Он просто уже вышел из печати.

— Вы, как всегда, попали в точку, сударыня.

Сэр Уилоби погрузился в задумчивость. Затем, подобно музыканту в оркестре, он взмахнул смычком и вновь подхватил мелодию.

— Мне показалось, что Летиция Дейл была вчера в необыкновенном ударе, — исполнил он свою партию.

— Летиция? — с некоторым недоумением переспросила его собеседница.

— Найдите для нее новое определение. Я, да будет вам известно, коллекционирую ваши афоризмы.

— Я бы сказала, что она уже на три четверти выползла из своей раковины и носит ее, как капюшон.

— И готова скинуть его по первому знаку? — подхватил он. — Великолепно! И какая точность!

— Да, все это хорошо, любезнейший сэр Уилоби, но сами-то мы так ли уж великолепно себя ведем? Когда же мы будем точно знать, чего хочет наше сердце?

Сэр Уилоби ответил протяжным многосложным вздохом, напоминающим составные слова, столь излюбленные поэтами, пишущими на тех трижды благословенных языках, которые позволяют выразить так много в едином слове.

— Что касается меня, то я всегда знал, чего хочу. Ум живой и острый не такая уж редкость среди женщин. Зато подлинный интеллект — это перл. Женщина, обладающая интеллектом, прекрасна, как греческая статуя. Это божественный дар, редкий, как все, что нам ниспосылает небо.

Миссис Маунтстюарт хмыкнула, как бы адресуясь к кому-то невидимому.

— Продолжайте, я вас слушаю, — сказала она.

— Редкость этого явления, — заметьте, я имею в виду не просто интеллект, а интеллект чуткий, иначе говоря, гармонически сочетающийся с отзывчивым сердцем, — итак, уже одно то, что явление это столь редкостно, заставляет нас крайне неохотно отказываться от него если нам посчастливилось его встретить. С каждым годом я ценю его все больше и больше.

— Я что-то не пойму: это исповедь или философский трактат?

— Простите?

— Это рассуждение общего порядка или имеется в виду некая определенная особа?

Он пожал плечами.

— Душевное сродство может существовать совершенно независимо от прочих наших отношений, связей и привязанностей — как материальных, так и духовных.

— Ну что ж, все это, пожалуй, не отдает голосом страсти, — заметила миссис Маунтстюарт, — и к тому же весьма удобная доктрина для мужчин. Согласно ей, всякий вправе запастись своей Аспазией{51} и одновременно наслаждаться радостями законного брака. У входа в парк мы видели краем глаза прекрасную Мидлтон с полковником де Креем. Профессор Круклин все еще под впечатлением странной галлюцинации.

— Меня это ничуть не удивляет.

Готовность, с какой была произнесена последняя реплика, и двойной смысл, который можно было в ней усмотреть, заставили миссис Маунтстюарт, несмотря на весь ее юмор, насторожиться.

— Жаль, что профессор Круклин вас не слышит, — сказала она, — он продолжает настаивать на своем: на коляске, на гостинице, на промокших башмаках, согревательном декокте, свидетельствах хозяйки гостиницы и носильщика — словом, на всем.

— Повторяю: меня это ничуть не удивляет.

— То есть вас не удивляет, что он настаивает на своем?

— Ну да, коль скоро он страдает галлюцинациями!

— Как бы и другие не поддались его галлюцинации!

— Мне остается только сказать еще раз…

— Что вас это нисколько не удивит? Чрезвычайно философично с вашей стороны. И прекрасно сочетается с вашей проповедью о сродстве душ.

— Полагаю, что профессор Круклин не спустится со своих классических высот и не станет делиться своими галлюцинациями с доктором Мидлтоном.