Мисс Мидлтон понимала, что пример из области крикета понадобился мальчику для того, чтобы дать ей представление о любви и доверии, какие внушает ему мистер Уитфорд. Юный Кросджей, по-видимому, настроился на задушевный разговор. Но солнце уже опускалось, пора было переодеваться к обеду, и она высадила мальчика на берег с тем грустным чувством, какое бывает, когда кончается праздник. Кросджей на прощание вызвался переплыть на тот берег — «как есть, в одежде» или нырнуть на дно и достать любую вещь, какую ей заблагорассудится бросить в воду, и клятвенно заверил ее, что вещь эта не пропадет.

Клара медленно зашагала от озера к дому, напевая какую-то мелодию, чтобы заглушить безудержный поток мрачных мыслей. Так, порою, вечером, над бурливым ручьем, катящим свои серо-черные валы, птичка выводит безмятежную песенку.

Сзади послышались шаги.

— Я вижу, вы баловали моего бездельника.

— Ах, мистер Уитфорд! Нет, право же, не баловала. Я пыталась прочитать ему нотацию. Он очень милый мальчик, но, должно быть, хлопот с ним не оберешься.

Кровь прилила к ее щекам, и она ничего не могла поделать с этим румянцем, который разгорался все сильней и сильней.

Она пояснила, что только что гребла на озере, и, обороняясь от пытливого взора, который он, по своему обыкновению, устремил на нее в упор, пыталась вызвать в уме образ старого козла Робинзона Крузо, выглядывающего из полумрака пещеры.

— Мне, видно, придется убрать его отсюда как можно скорее, — сказал Вернон. — Здесь он окончательно избалуется. Поговорите, пожалуйста, с Уилоби. Я не пойму, как он себе представляет будущее мальчика. Попасть во флот — дело нешуточное, а ведь Кросджей создан для того, чтобы служить во флоте.

О случае в лаборатории Вернон, оказывается, еще не слыхал.

— И Уилоби, вы говорите, смеялся? — спросил он. — В портовых городах имеются специальные репетиторы, они натаскивают юнцов перед экзаменами, и нам следует определить мальчика к такому репетитору, узнав заранее, кто из них — самый лучший. Правда, я собирался освободить его от своей опеки только за три месяца до начала экзаменов, не раньше — хотелось бы иметь уверенность, что вбитые ему в голову знания засели в ней достаточно прочно. Но здесь он пропадет. К тому же и сам я уезжаю. Так что мне остается помучить его всего недельку-другую. Как здоровье доктора Мидлтона?

— Отец здоров, спасибо. Он как ястреб набросился на ваши записки в библиотеке.

Вернон усмехнулся.

— Я для него их и оставил. Предстоит большой спор.

— Да, и, судя по выражению папиного лица, вам несдобровать.

— Мне знакомо это его выражение.

— Вы долго сегодня ходили?

— Девять с половиной часов. Иногда мне становится невмоготу с этим пострелом, и тогда я шагаю-шагаю, пока не схлынет досада.

Она глядела на него и думала, как, должно быть, приятно иметь дело с человеком, столь откровенно резким — с одной стороны, и прописывающим себе столь суровое лечение — с другой.

— Неужели вам понадобилось для этого девять с половиной часов?

— Ну, нет. Успокоился я несколько раньше.

— Вы тренируетесь перед поездкой в Альпы?

— Боюсь, что не доберусь до Альп в этом году. Я покидаю Паттерн-холл и, верно, осяду в Лондоне, где попытаюсь зарабатывать пером.

— Уилоби знает, что вы его покидаете?

— Спросите, знает ли Монблан о том, что какая-то кучка туристов решила на него взобраться: он видит, что там, внизу, в долине, шевелятся какие-то букашки, вот и все.

— Уилоби мне ничего не говорил.

— Он решил бы, что это из-за предстоящих перемен…

Вернон не кончил фразы, а у Клары не хватило духу спросить, какие перемены он имеет в виду. Она наклонилась и сорвала желтый цветок первоцвета.

— А там, в глубине парка, я видела нарциссы, — сказала она. — Немного — два или три, ведь их пора уже прошла.

— Да, здесь сколько угодно цветов, — ответил он.

— Не покидайте его, мистер Уитфорд!

— Я ему больше не буду нужен.

— Но ведь вы так преданны ему!

— Это немного сильно сказано.

— Значит, и впрямь все дело в переменах, которых вы, по-видимому, ожидаете?.. Но если бы даже они наступили, разве необходимо из-за этого уезжать?

— Ничего не поделаешь! Мне тридцать два года, а я еще не испытал себя в бою. Что я такое? Нечто неопределенное: полуученый, а от природы еще и полусолдат: то ли воин с аркебузой, то ли мушкетер. Нет, нет, если только у меня есть что-нибудь за душой, мое место — в Лондоне. Там я и проверю себя.