Шрифт:
– Все равно, – он сунул ей ружье. – Оно заряжено. Останется только нажать на спусковой крючок. Только на меня не направляй!
С этими словами он встал на четвереньки, переполз в центр избы, приподнял одну из половиц и быстро вынул оттуда сверток. Катя догадалась, что это еще одно ружье. Пока он разматывал его, она попыталась выпрямиться и выглянуть в окно.
– Сиди! – заметив это, рявкнул он. – Не высовывайся!
– Так что случилось? – стуча зубами, спросила молодая женщина.
– Кто-то прокрался в сени, ну, я в него через двери…
– А-а-а! – продолжали голосить за дверью. – Помогите!
– Сейчас! – с сарказмом крикнул Николай Егорович. – Только вот аптечку найду…
– Урод! – донеслось из сеней. – Колян! Вы где? Чего ждете?! Мочите этого козла!
По-видимому, дружки раненого были под впечатлением его завываний и не подавали голоса. А может быть, они, наоборот, подкрались вплотную к зимовью и сейчас ждут, когда Катя и охотовед попытаются его покинуть?
Так или иначе, но молодой женщине было не только страшно, она испытывала вину перед Николаем Егоровичем, которого втянула в эту историю.
«А ведь у него семья, дети, – думала она, вспоминая их разговор. – Мать больная. Почему этот совершенно посторонний человек должен рисковать из-за меня жизнью? В конце концов, я сама виновата, что оказалась в этом лесу. Зачем позволила Татьяне себя обманывать?»
Волоча за собой ружье, Катя поползла к охотоведу:
– Николай Егорович!
– Чего тебе? – пристегивая магазин к «Сайге», спросил он.
– Я сейчас им сдамся, – она наконец доползла до него и села. – Вам незачем рисковать. Я во всем виновата. Как только они меня заполучат, тут же оставят вас в покое…
– Чего-о? – протянул охотовед, развернувшись всем телом к молодой женщине. – Ты что мелешь, дуреха?
– Я так решила! – В Кате проснулась Екатерина Сергеевна, волевая, сильная бизнесвумен, в свое время на равных говорившая сначала с рэкетирами, потом с бандитами и конкурентами.
– Ваше решение отменяется! – Он положил карабин рядом с собой и стал зашнуровывать ботинки. – Сейчас прорвемся. Эти шакалы все равно рассвета будут ждать.
– Они наверняка караулят нас у дверей и у окна, – сделала вывод Катя. – К тому же мы не знаем, сколько их.
– Это дело поправимое, – поднимаясь с пола, выдавил он из себя, подхватил карабин и, пригнувшись, устремился к дверям. Катя обратила внимание, что сделал это охотовед бесшумно, словно не было на ногах тяжелых армейских ботинок на толстой подошве.
Из-за дверей по-прежнему доносились стоны. Николай Егорович осторожно откинул крючок и приоткрыл их.
Стоны стали отчетливее. Было ясно: парень уже до того ослаб, что не может даже говорить.
Охотовед проскользнул в коридор. Послышались вскрик и возня. Двери открылись шире, и вот он уже появился вновь, волоча за собой раненого.
Катя бросилась ему помогать.
– Закрой двери! – бросил он.
Парня он уложил рядом с кроватью и сразу расстегнул на нем куртку.
– Он живой? – испуганно спросила Катя, опускаясь рядом.
Ничего не говоря, Николай Егорович сунул под кровать руку и выволок оттуда небольшой ящик. Откинув крышку, достал из него бинт, одноразовый шприц и ампулу.
– Придержи его за спину, – приказным тоном бросил он Кате, приподняв парня.
– Ох! – вновь подал голос раненый.
Молодая женщина заползла к нему со спины и подхватила двумя руками под мышки.
Николай Егорович стал снимать с парня куртку. Дело оказалось непростым. Парень хрипел, вырывался и сучил ногами. Кате с трудом удавалось держать его. Ранение было в грудь. Охотовед зачем-то порвал полиэтиленовый пакет, который был в ящике, приложил к ране и стал бинтовать.
– Я умру? – неожиданно ясно и четко спросил парень без тени враждебности. Была в его голосе лишь тоска.
– Если ответишь на все мои вопросы, то нет. – Николай Егорович завязал узел и поднял взгляд на Катю: – Отпускай его осторожнее.
– И-и-и! – сморщился парень.
Катя опустила его на пол.
– Как тебя зовут? – склонившись так, чтобы видеть лицо раненого, задал первый вопрос Николай Егорович.
– Митя, – парень всхлипнул.
– Митяй, значит, – усмехнулся охотовед. – Сколько вас?
– Трое, – выдохнул парень.
– С тобой трое? – уточнил Николай Егорович.
– Да, снаружи остались двое…