“Не останавливайтесь, идите дальше. Не то мы все опять попадем в самое пекло!” - сказала Дмитриева. Ее русский акцент стал как-то особенно отчетлив. Но женщина, казалось, этого не заметила.

“Не дадите ли сигарету?”

“Это моя последняя”, - ответила Людмила.

“Оставьте мне немного покурить”.

“Интересно, как отнесется Дмитриева к этой просьбе?” - подумал я. Она вынула окурок из мундштука и отдала женщине. “Докуривайте и идите в подвал или в бомбоубежище”.

“А вы?” - спросила женщина.

“Наш дом только что разбомбило”.

Женщина пристально посмотрела на нас, потом как-то нерешительно подняла правую руку и свернула в сторону.

“Разбомбило!” Тогда это слово было самым ходовым.

“У меня идея”, - сказала Дмитриева. Порывшись в сумке, она вынула оттуда новую сигарету. Мы вошли в подъезд какого-то дома, и она вставила сигарету в мундштук.

“Сейчас я и сама не знаю, куда идти, но поблизости есть отель, куда я часто устраивала моих друзей. Если нам повезет, мы сможем провести там остаток ночи. А потом я зарегистрируюсь как пострадавшая от бомбежки, а вы, может быть, за это время сумеете связаться с Карлом Хотце или с Лоной”.

“Но сначала нам нужно дождаться отбоя”, - сказала мать.

Я не помню, сколько времени простояли мы в том подъезде. Наконец прозвучал отбой, и мы двинулись дальше.

Отель, о котором говорила Дмитриева, находился на Кантштрассе. Мы молили Бога только о том, чтобы его еще не разбомбило. Его не разбомбило! Мы позвонили. Все было тихо. Вдруг перед нами как из-под земли появились два солдата. Их называли “цепными псами”, потому что они носили подвешенный на цепочке жетон.

“Вы здесь живете?” - спросил один из них.

“Нет, но хотели бы снять здесь номер”, - сказала Дмитриева.

Солдат насторожился. “Вы иностранка?” - спросил он.

“Я уже двадцать три года живу в Германии, у меня немецкое гражданство. Наш дом примерно час назад разбомбило”. “Ваши документы!”

Кажется, мы попались. Меня охватила дрожь. Убежать? Или притвориться непонимающим простачком? А может, упасть, будто потерял сознание? Я взглянул на мать. Она незаметно покачала головой - стой на месте, спокойнее. Что это означало?

“Почему она так спокойна?” - думал я. Людмила тем временем достала из сумки паспорт.

Солдат внимательно проверил паспорт и вернул владелице. “А вы”, - повернулся он к матери, - “ваш дом тоже разбомбило?”

“Мы живем в одном доме”. Мать поставила свой портфель на тротуар, порылась в кармане пальто и спросила Дмитриеву: “Нет ли у тебя случайно ключа от моего портфеля?”

“Откуда у меня твой ключ?” - ответила Дмитриева.
– “Дай-ка я еще разок проверю!”

Она не торопясь обшарила карманы маминого пальто. Эта сцена была похожа на цирковое представление - однажды в цирке я видел, как клоун проделывал нечто подобное. Интересно, что они обе задумали? Всем своим видом мать показывала, как ее волнует отсутствие ключа. “Его здесь нет!” - трагическим шепотом сказала она.

Дмитриева села на край тротуара, широко расставив ноги. Медленным, элегантным движением она сняла туфли, и перевернув, легонько потрясла их.

Мать с беспомощным видом ходила вокруг нее. Я подумал - сейчас она заплачет. Ее лицо исказила бессмысленная ухмылка. Оба “цепных пса” тоже ухмылялись.

Дмитриева, видимо, почувствовала растерянность матери. Внезапно она вскочила, в руке у нее был маленький ключик. “Вот он, нашла!” - закричала она. “Вот он!” - повторила она неожиданно высоким голосом.

Она стояла, с неизменной сигаретой во рту, высоко подняв руку, в которой был зажат ключ. В ее позе было что-то комическое. Я громко засмеялся. Следом за мной истерически засмеялась мать. Оба солдата тоже начали смеяться. Засмеялась и Дмитриева.

Наконец, прекратив смеяться, она отдала матери ключ и сказала: “Ну, открой портфель, покажи свои документы, а я позвоню еще раз - может, откроют”.

Мать наклонилась над портфелем. Я оцепенел от страха. Что делать? Отвлечь внимание “цепных псов”? Снова затеять какую-нибудь клоунаду?

До сих пор молчавший второй солдат обратился к матери: “Ладно-ладно, оставьте, мы вам верим. Так где вас разбомбило?”

“На Гекторштрассе”, - ответила мать.

“Да, эту улицу бомбили основательно. Не открывают?” - спросил он у Дмитриевой.
– “Не трудитесь - палец сломаете. Идемте, тут недалеко наша машина. Мы собираем всех, кто потерял жилье”.

“Куда вы нас отвезете?” - спросила мать.

“На Лехнинерплац. Там собирают всех, кто пострадал во время бомбежки. Вы сможете там получить еду и переночевать. А завтра отправитесь к родственникам, или, может быть, вам предоставят другое жилье”.