“В таком случае можно почистить и пальцем”, - не унималась она.
– “А ну, марш мыться! И сними с себя одежду. Я принесу тебе полотенце”.

Она вышла, оставив дверь открытой.

Когда она вернулась, я все еще стоял на прежнем месте.

“Я уже почистил зубы. Пальцем”, - сказал я.

Она была неумолима. “Разденься и повесь одежду на крючок”.

Я не трогался с места. Наконец она поняла. “Вот в чем дело! Ты стесняешься! Ладно, я выйду, а ты мойся. Когда будешь готов, я приду опять и дам тебе поесть. А потом ты ляжешь спать. Ну давай, пошевеливайся!”

И с этими словами она скрылась за дверью.

“Никогда не снимай штаны в присутствии чужих людей”, - сказала однажды мать.
– “И в туалет старайся заходить тогда, когда там никого нет. Иначе все сразу сообразят, кто ты”.

Я торопился изо всех сил. Когда она вернулась, я уже кончил мыться и снова одевал пальто.

“Пальто можешь снять. Сверни его и положи под голову вместо подушки”.

Она подвела меня к лежащему у самой стены матрацу. Рядом с матрацем уже стояла миска с едой.

“Ешь”, - сказала она.

“Не хочу”, - отрицательно покачал я головой.
– “Я очень устал и хочу спать”.

“Съешь хотя бы пару ложек”.

Возражать я не стал и начал есть. А она смотрела на меня повлажневшими, полными участия глазами. Потом легко погладила меня по голове и вышла.

В зале были дети. Много детей. Пожалуй, я был здесь самым старшим по возрасту. Некоторые лежали на матрацах, другие носились взад и вперед, играли в футбол, свернув в узел старое одеяло, и при этом орали как сумасшедшие. Раньше я и не представлял, что смогу заснуть при таком адском шуме.

Я попытался заснуть. У меня была привычка - когда я не мог заснуть, то начинал тихонько покачиваться, как на пароходе. Поэтому я не сразу заметил, что кто-то трясет меня и пытается поднять с матраца. Я закричал так, как будто меня резали. Мать (это она трясла меня) зажала мне рот.

“Мы должны идти”, - прошептала она и громко прибавила: “Может быть, мы застанем дома тетю Лону. На какое-то время она может нас принять”.

“Ради этого не стоило вам будить мальчика, фрау Гемберг”. Позади матери стояла “моя” сестра. “Симпатичный паренек, похож на итальянца. Ты итальянец?”

Она улыбнулась, и я почувствовал, как задрожала рука матери. “Знаете, у своей тети ему будет лучше - там обстановка более привычная. И спать он там сможет до позднего утра”.

“Если снова не начнется тревога”. Сестра все еще улыбалась. “Ну хорошо, идите. Наверное, это будет самое правильное”. Она вдруг наклонилась ко мне: “А вступать в СС пока погоди, ладно?”

Как-то сразу посерьезнев, “моя” сестра долгим, внимательным взглядом посмотрела на меня. Потом снова погладила меня по голове и скрылась за дверью.

Мать села возле меня на матрац. “Почему эта сестра говорила о вступлении в СС?” - обеспокоено спросила она.

“Она спросила меня, кем я хочу стать, когда вырасту, и я ответил, что хочу вступить в СС”, - объяснил я.

“Юмор у тебя просто бесподобный”, - сказала мать и вытянулась на матраце рядом со мной: “Только на пару минут - я сегодня глаз не сомкнула”.

“А я серьезно. Я бы охотно вступил в ряды СС. Шикарные мундиры! Лучшие люди фюрера! И власти были бы на моей стороне. Да знаешь ли ты, сколько евреев было бы в СС, если бы им не было нужно носить желтую звезду! Мой лучший друг Хайнц Крамаш…” - “Он, кажется, тоже жил на Эльбефельдерштрассе?” - перебила меня мать

“Да, в соседнем доме на четвертом этаже”.

Мать посмотрела на меня. “Ну и что же он сказал?” - спросила она после долгого молчания.

“И зачем только мы родились погаными евреями!
– Вот что он сказал!”

Я произнес это совсем негромко, почти шепотом, но мать тут же зажала мне рот рукой. И оглянулась по сторонам - не услышал ли кто-нибудь. В зале не прекращались беготня и шум. На нас, похоже, никто не обращал внимания.

Я заплакал. Я чувствовал себя совершенно измученным. Рука матери по-прежнему зажимала мне рот.

“Посуди сам”, - сказала она тихо.
– “Ведь им скоро конец. Войну они наверняка проиграли. Русские уже вплотную подошли к польской границе, а англичане и американцы уже в Италии”. Мать обняла меня.

“А если они создадут какое-нибудь чудо-оружие?” - всхлипывал я.

“Да нет, теперь уж они больше ничего не создадут - американцы и англичане бьют их почем зря”, - прошептала она.

“Но мне надоело все время убегать. Им-то ведь никуда убегать не нужно!”

“Они должны гоняться за нами. А это тоже утомительно. Но, может быть, все скоро изменится. И тогда они сами будут убегать как угорелые”.