Блэкмор Ричард Додридж
Шрифт:
— Лорна, любимая, сейчас я вынужден скомандовать тебе,— сказал я, вглядываясь в ее лицо, такое прекрасное в ее детски-восторженном возбуждении. — Немедленно отправляйся домой, сядь у огня и погрейся: мне совсем не нравится твой кашель,
— Ну Джон, ну миленький, ну еще одну минуточку, ну пожалуйста, Джон! Я хочу посмотреть, как тает снег.
— Никаких «посмотреть»! Немедленно домой! — строго сказал я, и счастливый оттого, что у меня появился лишний предлог прикоснуться к Лорне, подхватил се на руки, внес в дом и усадил на ее любимое место — в глубокое кресло у печи, и сел рядом, и долго сидел около нее, а потом пришла Анни и сказала, что домашним нужен мой совет.
Никакого совета никто от меня не ждал, просто у нас так принято было говорить, когда кто-то хотел, чтобы я для него что-то сделал. Мне и вправду было самое время приниматься за работу, потому что дождь, похоже, зарядил не на шутку и грозил затопить все вокруг. У той двери, где, столпившись, мы любовались нашими утками, уже образовалась приличная лужа, потому что отводные канавки по-прежнему были забиты льдом.
С лужей я управился играючи, а вот для того, чтобы спасти от затопления конюшню и хлев, потрудиться пришлось изрядно. Я проработал всю ночь, пытаясь спасти коров и лошадей, переживших эту проклятую зиму. Я знал, что если, не дай Бог, наш ослабевший скот окажется по колено в воде, для него это — верная гибель, а мы и так потеряли его за зиму столько, что нужда уже всерьез подумывала, как бы поселиться в нашем доме на долгие годы.
Глава 33
Сквайр и предприниматель
Да, самое время было засучивать рукава, — и для того, чтобы наверстать упущенное за долгие месяцы мороза и снега, и для того, чтобы приготовиться к нападению Дунов, которые наверняка были бы рады сжечь нас при первой возможности прямо в постелях. В поле работы было мало, потому что едва только земля освободилась от снега, поверхность ее раскисла так, что о распашке нечего было и думать. Однако много работы было по дому, да и за скотом нужно было присмотреть, так что свободной минуты у меня теперь не было ни одной.
Лорну теперь в доме было не застать. Она убедила себя в том, что мы делаем для нее гораздо более того, на что она вправе рассчитывать, и потому она должна собственными руками и тяжким трудом зарабатывать себе на жизнь. Тщетно было убеждать ее в том, что нам от нее ничего не нужно, и когда мы сказали ей, что из ее трудов все равно ничего путного не выйдет, она лишь горько разрыдалась. Она настояла на своем и начала работать в саду матушки еще до того, как там сошел снег.
Как ни приятно было смотреть на Лорну, работавшую с таким усердием, словно от нее зависело все наше благосостояние, мы, то есть я и матушка, смотрели на занятия Лорны без особого восторга, и на то были свои причины.
Во-первых, Лорна была слишком хороша и хрупка для этой грубой работы, и пусть ее щечки румянились на свежем воздухе, ее маленькие ножки, увы, постоянно промокали. Во-вторых, нам невыносима была сама мысль о том, что Лорна работает за кусок хлеба. И в-третьих,— и это было самое худшее, — рядом с матушкиным садом было множество укромных мест, где нетрудно было затаиться и откуда можно было выследить Лорну и даже — об этом было страшно подумать — застрелить ее.
Презрев дожди и дорожную слякоть, сквайр Фаггус почтил нас, наконец, визитом, прискакав на своей знаменитой кобыле земляничной масти. Четыре месяца он не виделся с Анни, и, как вы понимаете, им было о чем поговорить. Мы оставили их наедине, а потом, когда решили, что они уже достаточно наговорились, матушка и я вошли в комнату, чтобы узнать, какие новости привез Том. Мы отослали Анни на кухню готовить обед, и как только дверь за ней закрылась, сквайр Фаггус обратил на нас все свое внимание.
Том Фаггус не только привез хорошие — очень хорошие — новости, но он и пересказал их так, что пока он их выкладывал, мы с матушкой просто животики надрывали от смеха. Прежде всего он поведал о том, как ловко надул судейских, купив земельный участок прошлой осенью. Земля ему, как казалось, досталась неплодородная, скудная да к тому же еще на косогоре, но зарядили дожди и участок совершенно преобразился, превратившись в чудесное пастбище. И Том сразу понял, чем для него лучше всего заниматься на его ферме — разведением скота.
Будучи одним из тех, кто умеет извлечь выгоду из чего угодно, Том обратил себе на пользу даже недавние жуткие холода, не принесшие другим ничего, кроме разорения и смерти. Он подучил Винни, и она, выходя на волю морозными вечерами, быстренько заводила себе друзей среди диких пони. Не было случая, чтобы она, возвращаясь ночью, не вела за собой по меньшей мере два десятка пони, доверчиво трусивших за ней. Тому, конечно же, не составляло большого труда в пять минут заманить их к себе в загон, потому что перед его изумительным ржанием не могло устоять сердце даже самой дикой лошади. Все это время он хорошо кормил животных, дожидаясь весны, когда он намеревался объездить их. Ныне на его ферме было более трех сотен пони, и, как сказал Том, любо-дорого смотреть на них, когда они пьют, жуют и переминаются с ноги на ногу.
Я спросил Тома, как он собирается прокормить такой табун в такую холодную погоду, и он, не моргнув глазом, заявил, что его лошадки питаются сеном и древесными опилками. В этом — весь Том: он любит поводить за нос местных людей, чтобы лишний раз выставить себя таким умником, каких свет не видывал.
Потом я спросил Тома, что он задумал делать со всеми этими лошадьми. Том ответил, что он с легкостью прекратит их в денежки. Объездив пони, лучших он оставит себе, а остальных отправит в Лондон, где у него имеются обширные связи среди лошадиных барышников. На лошадей нынче большой спрос, и он совершенно уверен в том, что каждая принесет ему доход в среднем никак не менее десяти фунтов. Я крепко засомневался, выйдет ли из этой затеи хоть какой-то прок, но, как показали дальнейшие события, прав оказался все-таки Том Фаггус.