Тогда Джереми обратился в городские советы графства с просьбой позволить ему использовать местное опол­чение. Однако чиновники, зная, как трудно будет собрать людей в такое время года, предпочли отказать Джереми Стикльзу, выдвигая при этом любые мыслимые и немыс­лимые отговорки. Кроме того, девонширцы утверждали, что Беджворти протекает по территории Сомерсета, а люди из Сомерсета кивали на Девоншир. Слушая жалобы Джереми, я тоже покивал головой,— с искренним, прав­да, сочувствием, — потому что в этом хитроумном вопросе обе стороны были и правы и неправы одновременно: гра­ница двух графств проходит как раз по Беджворти.

Дабы прекратить бессмысленные прения, мастер Стикльз предложил обоим графствам объединить свои усилия и сокрушить банду разбойников, позоривших и гра­бивших земли по обе стороны Беджворти, не признавая никаких географических условностей. Тут возразить было нечего, однако ни одно из вышеупомянутых графств не пожелало выступить первым. Вот почему представитель короля вернулся без единого солдата, заручившись только обещанием, что ему дадут в помощь две сотни человек, когда дороги чуть подсохнут.

Тут только мне стало жаль, что я не задержал Тома Фаггуса, потому что с его умом и храбростью он стоил полудюжины таких, как мы. Я рассказал мастеру Стикльзу, в каком положении мы тут все оказались в связи с тем, что я перевез на ферму Лорну Дун, а также рассказал все, что вообще знал о Лорне. Джереми Стикльз согла­сился со мной, что в таком случае нам нечего было и на­деяться на то, что разбойники не попытаются штурмовать ферму, особенно теперь, когда они точно знали, что Дже­реми вернулся в Плаверз-Барроуз. Он похвалил меня за то, что я спрятал все зерно в таком месте, где Дуны днем с огнем его не сыщут, и посоветовал, чтобы все вхо­ды в дом были укреплены немедленно и чтобы по ночам кто-то постоянно нес при них караул.

— Срочно отправляйся в Линмут и приведи оттуда солдат для охраны фермы! — сказал он в конце нашей до­верительной беседы.

Я так и сделал. Зная, что долины по-прежнему затоп­лены, я решил двинуться той дорогой, что проходила че­рез холмы. Выйдя из дома и пройдя вниз по течению Линна, я нашел отмель и заставил коня переплыть это место (здесь иногда можно вообще перейти на другой берег пешком). Я увидел, что все долины, уходящие вглубь материка, превратились в русла широких рек, а по правую руку от края и до края, насколько хватало глаз, ревело и бушевало море. Я стал спускаться с холмок в направлении Линмута, и тут вдруг на меня напал ве­ликий страх: мне показалось, что мое путешествие было напрасным. Линн ревел и пенился, ломая о скалы вековые стволы, а деревянный пешеходный мостик был уже давно снесен. Те, кого я искал, были наверняка на той стороне взбесившейся реки.

Пройдя берегом бурного потока, я вышел на песчаный пляж и вдруг — о счастье! — на другой стороне реки я увидел какого-то человека, и хотя он наверняка не понял ничего из того, что я ему кричал, — ревущая река заглу­шала каждое слово,— но я все же дал ему понять, что хо­чу переправиться на ту сторону. Он позвал на помощь другого человека и с его помощью столкнул в воду лод­ку, затем они вышли далеко в море, обогнули устье взбешенной реки и причалили на моей стороне.

Тот, другой, представился сержантом Блоксемом, стар­шим помощником мастера Стикльза. После того, как я объяснил, в чем дело, он вернулся назад и привел с собой своих товарищей — при оружии, но без лошадей, потому что лошадей они вынуждены были оставить на месте. Все­го собралось четыре человека, что, конечно, было не так уж много, но и то, слава Богу, хоть какая-то помощь. За­ручившись поддержкой мужественных парней, я заторо­пился обратно, а ополченцы двинулись пешком, но не той же дорогой, а вверх по течению Линна и перешли реку вброд напротив вересковой пустоши.

Парни сделали большой круг, поэтому я прибыл в Плаверз-Барроуз на два часа раньше них. Они же подня­ли на холме флаг, просигналив двум своим часовым, которые вскоре прибыли и присоединились к ним, и, таким образом, под ружьем оказалось уже шесть человек.

Хорошо, что я вернулся быстро, как только мог, пото­му что, когда я вошел в дом, там царили великое смяте­ние и всеобщий страх. Я спросил, что случилось, и Лорна, сохранившая хладнокровие больше других, ответила, что по всем виновата она одна.

Вот что она рассказала. Вечером она сошла по косо­гору в сад, чтобы посмотреть, как распускаются ее гиа­цинты. Линн кипел и пенился, заливая берега. Лорна шла близко к кромке воды, как вдруг с другой стороны грянул выстрел. Пуля впилась в мягкую землю прямо у ног Лорны. Лорна в страхе упала на траву, не в силах крикнуть или пошевелиться, и тогда из-за кустов вышел Карвер Дун и сказал низким голосом — спокойно и самоуверенно:

— На этот раз я промахнулся — намеренно и по своей воле, потому что так мне было нужно. Но если ты завтра не вернешься в долину, помни: смерть твоя — здесь, ви­дишь, вот здесь, и она тебя уже заждалась.

И он указал на ствол карабина, а затем повернулся и пошел прочь, ни разу не обернувшись.

Ну что ж, подумал я, выслушав рассказ Лорны, зна­чит, война объявлена.

И мы стали готовиться к ночной атаке, выставив для нашего маленького, но прожорливого гарнизона свинину, ветчину и баранину, а также выкатив из погреба бочонок сидра.

Перед тем, как девушки ушли спать, Лорна пришла к матушке и стала просить, чтобы мы разрешили ей вернуть­ся в Долину Дунов.

— Девочка моя, разве тебе у нас плохо? — спросила матушка с великой нежностью, потому что давно уже ста­ла относиться к Лорне, как к собственной дочери,