— А пожалуй, выйдет, — сказал Перов. — Не поймут фрицы.

Наташе не терпелось: она поднялась по ступенькам на мачту семафора. Паровоз, разбрасывая искры и дым, вошел в зону обстрела. Проехал мостик. Углубился в лес.

— Вышло! — обрадованно воскликнула она.

Немцы действительно, должно быть, не разобрались, в чем дело: ни один снаряд не упал на путь.

Наташа с радостью доложила по телефону о благополучном рейсе. Перов ушел, чтобы лично рассказать Мошкову обо всем.

Сама Наташа вдруг захотела совершить что-то героическое. Но как это сделать, если ее обязанности столь будничны?

Когда девушка обходила стрелки, она обнаружила неподалеку от землянки военных, разгружавших вагоны. Солдаты носили на плечах тяжелые ящики, грузили в автомашины. Это был нелегкий труд, и у Наташи вдруг мелькнула мысль: а что, если выкатить вагоны ближе к стрелкам? Тогда машины смогут подъехать вплотную, и ящики запросто полетят в кузова. Правда, въезд на станцию загородится, но поездов все равно пока нет. Когда-то Листравой вернется?

Так она и сказала Краснову. Тот долго молчал, потом в трубке послышалось его покашливание, хриплое дыхание, и он разрешил.

Наташа поспешила к военным. Солдаты дружно вручную выкатили вагоны. В кузова подъехавших машин полетели ящики. Работа закипела.

В одной из станционных комнат сидел Краснов и думал о том, что ему определенно не везет. Машинист снова обошелся с ним непочтительно, унизил его. Комендант довольно резко, по-армейски отчитал Краснова, когда Листравой ушел в рейс. Все лезут с советами, поучениями.

Уязвленное самолюбие толкнуло Краснова на отчаянный шаг. Если семафор не открыть вовремя, то может статься, что Листравой не сумеет остановить поезд, проедет закрытый сигнал, а это большое нарушение инструкции. По законам военного времени последует строгое наказание. Листравой хотел заработать орден, а тут вместо награды… Кстати эта Иванова со своим предложением. В случае чего он откажется: ему из подвала не видно, куда там военные выкатили вагоны — есть стрелочник, пусть отвечает. Она молодая, ей простят оплошность. Рассудив так, он дал согласие и стал ждать развязки.

Солдаты сели перекурить, старшина подошел к Наташе.

— Молоденькая, а смышленая.

Он лихо подкрутил рыжие усы.

— Вот до вас был тут солдат. Свой вроде парень. Ан нет. Не пускал сюда. Мол, уклон большой. Просто человечности не имел…

Слова старшины насторожили Наташу: а что если…

У нее перехватило дыхание. Она помчалась к телефону.

Трубку схватил Краснов:

— Загорожен проход?.. Как загорожен?! Кто вам позволил?

Он яростно ругал Иванову, заклинал ее скорее убрать вагоны, открыть семафор. Не утерпев, сам побежал на стрелочный пост.

Вдали у мостика гудел паровоз…

Листравой понимал, что удачное начало — полдела. Но его радовало именно начало: значит, есть возможность ездить к передовой линии.

Фролов на политинформации говорил, что фронт будет приближаться: такие рейсы понадобятся не раз, и люди почувствуют свои силы. А это важно именно сейчас, когда войска бьются под Харьковом, уходят из Керчи. Трудное лето впереди, трудное.

Листравой чувствовал себя солдатом в наступлении. Удачно пройдет рейс — это бросок вперед, это их вклад в общее дело.

До стоянки вагонов там, на складах, добрались быстро и благополучно. Наскоро осмотрев вагоны, прицепили к ним паровоз, тронулись в обратный путь.

Машинист торопился: пусть Краснов убедится, что при желании можно выйти из любого положения, живым остаться и важное дело сделать.

Перед выходом из леса остановились проверить тормоза. Настоял помощник машиниста: впереди крутой спуск.

Пилипенко заспорил:

— Автоматические тормоза ни к чему. Начнут бомбить, могут их испортить. Остановимся, считай — каюк.

— А без тормозов наоборот: надо будет остановиться, да не сможем, — настаивал местный помощник машиниста. — На таком спуске и с автоматическими тормозами боязно. Смотри, машинист, тебе отвечать…

— Мы с Кижи, у нас там без тормозов ездили, бывало, — вмешался Батуев. — Там уклон похлестче. А если что и случится, отвечать некому.

Листравой молча обдумывал, оценивал. На всем перегоне они одни, других поездов нет. «Правы и тот и другой. Ехать с тормозами — могут фрицы зацепить. Без тормозов тоже неспособно, разгонится состав — не удержишь…»

Размышляя, Листравой вновь и вновь вспоминал, с какой надеждой отправлял их сюда Фролов. Нет, рейс сорвать нельзя!

— По местам, ребята, — наконец скомандовал он, решив, что главное все-таки скорость. — Ты, Илюха, выключи тормоза. Контрпаром обойдемся.

И, чтобы ободрить бригаду, себя успокоить, дал мощный горластый сигнал. Вызывающий рев паровоза разнесся по округе. И лес, тесно обступивший дорогу, и позеленевшие обочины, и вывернувшаяся сыроватая низменность с плешинами пожнивья — все вдруг ожило, тронулось с места. Листравой остро почувствовал нарастание скорости. Гладкие, голые стволы сосен стремительно побежали назад, заслоняя друг друга. По сторонам замелькали чахлые кустарники, они появлялись и тут же пропадали: взамен их на мгновение вставали белоствольные березки. Вот уже поплыла плоская равнина, холмистая к горизонту.