Шрифт:
Потрясая бумагой, он кричал:
– Безобразие, безобразие!..
– Что такое? Что случилось? – с тревогой уставился я на него.
– Хуже и быть не может… Неделю назад я получил телеграмму из Анкары. Вот смотри! Попробуй прочитай, что здесь написано!
Я старался разобрать то, что он мне всучил, но ничего не мог понять. Телеграмма выглядела так:
«Выз ыва етрук овод ствопар тииср очноп риез жай жеп есыну привет».
– Ты что-нибудь понял? – спросил он.
– В конце стоит «привет», а больше ничего не могу разобрать.
– Конечно, тут никто ничего не разберет, ничего. Все слоги перепутаны. Я тоже ничего не понял и погорел…
– Погорел? Почему?
– Она читается так: «Вызывает руководство партии, срочно приезжай». Меня, оказывается, вызывали, чтобы назначить министром… Ты понимаешь, что произошло?
– Ну-у! Ты бы сразу же отправился…
– Куда отправился? Я же не мог прочитать эту галиматью… Пока я показывал ее тому-другому, выяснял, спрашивал, прошло много времени… Не будет же правительство ждать, когда я соблаговолю приехать и стать министром… Они решили, что я отказываюсь от этого поста, и назначили другого.
Успокаивая друга, я упомянул о своей беде:
– Я тоже получил телеграмму, никто ее не может прочитать…
– Помилуй, как бы это тебя не вызывали в правительство…
– Нет, дорогой мой, эта телеграмма прислана из Болгарии… У тебя есть опыт, может, ты поймешь, что в ней сказано…
Поломав голову, мы в конце концов разобрались, что телеграмма из Софии написана по-французски, что все слоги в ней перепутаны, а смысл ее в том, что мои болгарские друзья, писатели, просили меня прислать рассказ в связи с юбилеем софийской газеты «Народна младеж». Пока я возился с телеграммой, прошли дни, недели. Я написал им телеграфный ответ, думая что «Народна младеж» использует его в следующий свой юбилей. На почте я одумался. Как быстро мы, люди, забываем неприятности! Сколько я пережил из-за этой телеграммы. А теперь сам творю, не ведая что. На этот раз такие же неприятности могут свалиться на голову редактора «Народна младеж»! За столь короткое время ведь не повысилась культура болгарских телеграфистов в Софии и турецких – в Стамбуле… Как и в тот раз, половину телеграммы исказит наш телеграфист здесь, а остальное доделает болгарский, в Софии. Я отказался от мысли посылать телеграмму. Вместо этого я написал вот этот рассказ. «Поздравляю с праздником, долгих лет здравия тебе, „Народна младеж“!..»
Любитель литературы
У нас на втором этаже поселился новый жилец. Вещи его перевозили целую неделю. Вы же знаете, нынешние дома не то, что старые. Жильцы в новых домах представления не имеют, кто живет у них под боком. К примеру, по соседству с нами занимала квартиру блондинка, которая два года содержала публичный дом. Это стало известно из газет после того, как ее накрыла полиция.
Я никого не знал из новых жильцов. Однажды утром в подъезде со мной очень вежливо поздоровался мужчина. Я ответил на его приветствие и собирался было пройти, как он заговорил.
– Ваш покорный слуга, Мюмин Экрем Озанер, – представился он. – Я живу как раз над вами. Прошу пожаловать ко мне как-нибудь вечерком. Честь имею, очень рад с вами познакомиться.
Так на ходу мы познакомились с Мюмин-беем.
А вечером приходит от него служанка:
– Бей-эфенди просит вас пожаловать к нему.
– Прошу извинения, но сегодня я занят, у меня гости!
С тех пор изо дня в день Мюмин-бей приглашал меня в гости. Конечно, можно было бы пойти, но его ведь тоже придется тогда пригласить к себе. А у нас, кроме четырех кривых табуреток, ничего нет. Не хотелось позориться перед посторонним!.. Каждый вечер от него приходила служанка и передавала настойчивые приглашения хозяина. Мне стало казаться, что если я не приду, то он насильно затащит меня к себе…
В один из вечеров, после ужина, я поднялся к нему. Не стану рассказывать о современных бытовых приборах, выставленных, как на парад. Холодильник, пылесос, радиола, стиральная машина, скороварка занимали почетные места в его доме.
Мюмин-бей пригласил меня в свой кабинет. Я остолбенел, – на стенах от потолка до пола – полные полки книг. «Значит, я ошибался в нем?..» – подумал я. Я считал этого Мюмин-бея разбогатевшим выскочкой.
– Люблю интеллигентных людей, – сказал он. Речь у него грубовата, но что из этого!..
– Чем вы занимаетесь?
– Работаю в одном учреждении, – ответил я.
Мюмин-бей прочитал мне свои стихи.
– Как вы находите? – спросил он.
– Прекрасно!..
Он продолжал читать. Потом от стихов перешел к рассказам.
– Рассказы у меня лучше, – ободрил он меня.
Затем последовали пьесы. Я чувствовал, что дохожу. Чтобы отвлечь его от этого занятия, я протянул руку к книжным полкам:
– Уж сколько лет я занимаюсь литературным трудом, но такой богатой библиотеки не собрал.
– Все книги, которые на полках, – подарки, – похвастался Мюмин-бей.
– Да-а!.. Кто подарил?
– Со всеми писателями, авторами я знаком… Они меня уважают, всегда дарят, что у них выходит. Я остолбенел.
– Вы знакомы с Фалихом Рыфкы? – спросил он.
– Слышал его имя, – ответил я. Он снял книгу с полки:
– Вот, его подарок…
Я взял книгу в руки. Это была «Оливковая роща» Фалиха Рыфкы.
– Прочитайте, что он мне написал.
На титульном листе была такая надпись: «Вручена в качестве памяти о нашей дружбе уважаемому господину Мюмин Экрему, моему брату. Фалих Рыфкы…»