Между тем Печварри, его жена и ведьма видели, как молодой волшебник вдруг прервал на полуслове заклинание и замер с ребенком на руках. Затем он, бережно положив на матрас маленького Йоса, поднялся и остался стоять неподвижно с посохом в руке. Он поднял посох, который вдруг загорелся белым пламенем, будто в руке был зажат громоотвод. Все предметы странным образом запрыгали и заплясали в тишине. Когда после вспышки к ним снова вернулось зрение, они увидели упавшего вниз лицом молодого человека, а возле него на матрасе лежал мертвый ребенок.

Печварри показалось, что волшебник тоже мертв. Его жена заплакала, а он растерянно смотрел на нее, не зная, что подумать. Но ведьма понаслышке кое-что знала о магах, знала о том, что может происходить с настоящими волшебниками, и поэтому позаботилась о том, чтобы с Гедом обошлись как с больным или человеком, находящимся в трансе, а не как с покойником. Несмотря на то, что он был холодным и безжизненным, его перенесли домой и оставили старуху присматривать, жив он или же уснул вечным сном.

Крошечный отак прятался в потолочной балке, как всегда, когда в доме был кто-то чужой. Он скрывался наверху, пока по стенам дома колотил дождь, огонь постепенно угасал, и медленно надвигалась ночь, которая вогнала в сон сидящую возле очага старуху. Затем зверек сполз вниз и подобрался к постели, на которой неподвижно лежал Гед. Он начал вылизывать ему руки и запястья сухим коричневым язычком, вылизывал долго и терпеливо.

Примостившись у головы Геда, он стал лизать висок, шрам на щеке, а затем осторожно облизал глаза. Мягкое прикосновение язычка пробудило Геда. Он проснулся, не понимая, где он находится и что с ним произошло. И откуда этот бледный серый свет? То был свет встающей зари. Отак, как обычно, свернулся у его плеча и заснул.

Позднее, когда Гед вспоминал эту ночь, он понимал, что никто не трогал его, когда он лежал в беспамятстве, и никто не звал его — он просто был в забытьи. Повинуясь какому-то мудрому инстинкту, отак стал вылизывать раны своего друга, чтобы хоть чем-то утешить его, но в мудрости зверька Гед усматривал нечто родственное его собственной магической силе, что-то не менее глубокое, чем волшебство. И с этого времени он уверовал, что мудрость человека и состоит в том, чтобы никогда не отдаляться от живых существ, независимо от того, умеют они говорить или нет. В последующие годы он старался набраться этой мудрости. Не нарушая тишины, он внимательно изучал взгляд зверя, полет птицы или медленное движение дерева. Гед впервые совершил переход в другой мир и вернулся невредимым, что в сознательном состоянии сделать мог только волшебник, хотя такое путешествие было рискованным даже для великого мага. Но он вернулся, чтобы испытать горе и страх. Горе, постигшее его друга Печварри, и страх, поселившийся в его собственной душе. Теперь он понимал, почему Верховный Маг боялся отпустить его с Рока и что именно затемнило и закрыло тучами картину будущего, которую увидел Маг. Его ждал сам мрак, нечто, не имеющее имени, существо не из этого мира. Тень, которую он либо сам выпустил, либо сотворил в виде духа. Она ждала его все эти долгие годы у стены, отделяющей жизнь от смерти, и наконец нашла. И отныне она будет преследовать его, будет искать способ приблизиться к нему и отнять магическую силу, высосать из него жизнь и облачиться в его плоть.

Вскоре после этого ему приснился какой-то зверь, похожий на медведя, но без морды и головы. Он, казалось, тычется в стены дома в поисках двери. Такие сновидения не являлись ему с тех пор, как зажили раны, нанесенные ему нечистью. Он проснулся в холодном поту, шрамы у него на лице и на плече опухли и болели.

Потом настало тяжелое время. Стоило Геду увидеть Тень во сне или подумать о ней, как снова его охватывал леденящий ужас: здравый смысл и сила куда-то испарялись, и он становился растерянным и беспомощным. Он злился на себя за свою трусость, но от этого было не легче. Он искал какую-нибудь защиту, но взять ее было негде. Нечисть, безымянная и бесплотная, не была живым существом, но не была и духом — она не имела ничего, кроме того, чем он сам ее наделил, а темные силы неподвластны законам солнечного мира. Он твердо знал только одно: она была ниспослана ему судьбой и теперь, будучи его неотъемлемым спутником, непременно попытается навязать ему свою волю. Но поскольку у нее пока еще не было собственного обличья, он не знал, как, когда и в каком из воплощений она явится.

Использовав все свое умение, он возвел колдовские барьеры вокруг дома и вокруг острова, где жил. Крепость этих заколдованных стен приходилось все время поддерживать магией, и вскоре ему стало ясно, что он истратит на защитные стены все свои силы и не сможет быть полезным островитянам. И если вдруг с Пендора прилетит дракон, то он окажется между двумя врагами.

И снова ему приснился сон, но на этот раз во сне Тень была внутри дома, у двери, — она тянулась к нему сквозь мрак и шептала слова, которые он не мог разобрать. Он проснулся в страхе, навел волшебный свет и обшарил все углы в своем маленьком доме, но Тени нигде не было. Потом он подкинул немного дров на угли и просидел у очага остаток ночи, слушая, как перебирает осенний ветер солому на крыше и завывает в верхушках больших деревьев. Он сидел и думал. Былой гнев вспыхнул в его душе. Неужели он будет вот так сидеть сложа руки, загнанный в ловушку на этом островке, и бормотать какие-то охранительные заклинания. Но убежать из ловушки не так-то просто — это означает подорвать доверие жителей острова и оставить их без защиты на произвол дракона. Был только один путь.

Наутро Гед спустился на берег к месту швартовки рыбачьих судов и отыскал старосту городской общины.

— Я должен отсюда уехать, — сказал он. — Мне грозит опасность, и я навлеку опасность на вас. Я непременно должен уехать. Поэтому я прошу разрешить мне покинуть остров, чтобы покончить с драконами. Это мой долг. Только тогда я могу уехать со спокойной совестью. Если я не справлюсь с ними сейчас, это означает, что провал ждет меня и позднее, когда они сюда явятся. И чем скорее мы это поймем, тем лучше.

У старосты от изумления отвисла челюсть.

— Господин Ястреб, но там ведь девять драконов, — только и мог сказать он.

— Да, но восемь, судя по слухам, совсем еще молодые.

— Зато старый дракон…

— Я повторяю, мне необходимо уехать. Я прошу отпустить меня, чтобы я мог избавить народ от грозящей ему опасности, если мне повезет, конечно.

— Поступай как знаешь, господин волшебник, мрачно ответил староста.

Все, кто слышал этот разговор, подумали, что молодой волшебник сошел с ума или же безрассудно рвется к своей погибели, и поэтому провожали Геда с угрюмыми лицами, так как не надеялись снова его увидеть. Находились и такие, кто говорил, что он просто решил пройти мимо Хоска во Внутреннее Море, бросив их в беде, но большинство, и среди них Печварри, придерживались мнения, что он потерял разум и ищет смерти.