Кто-то из сотрудников пищеблока крикнул нам вслед — что именно, я не расслышала. Ив настойчиво тащил вперед, и приходилось семенить за ним едва ли не бегом, изо всех сил стараясь не споткнуться. Лестница, бетонный коридор с тусклой лампочкой где-то впереди. По старой памяти даже показалось, что запахло плесенью, — но запахов я по-прежнему не ощущала. Я дернула мужа за руку — помедленней, дышать тяжело. Он понял, сбавив шаг. За деревянной крашеной дверью снова стало светло. Ив огляделся, явно прикидывая направление, и пошел в сторону, противоположную приемному покою.

Административный этаж оказался забит под завязку, но муж не остановился. Лавируя между людьми, он дотащил меня до приемной главврача и вошел, не обращая внимания на крики за спиной. Отодвинул плечом секретаршу, ладно, хоть не рявкнул на девчонку, честно пытавшуюся делать свою работу, и ввалился в кабинет

— Вон! — раздалось из-за стола.

— Дядя Сева, не буянь, — ответил Ив, закрывая дверь. — Все понимаю, но деваться некуда.

— Корнилов-младшенький, значит, вспомнить старика решил, — усмехнулся главный. — Ну что ж, садись… и вы, мадам. Все вы друзей отца вспоминаете, когда задницу припечет. Что у тебя?

— Жена. То же, что и со всеми.

— Могу распорядиться, чтобы осмотрели без очереди. Госпитализировать не могу. Некуда.

— Осмотреть я и сам в состоянии. И даже пролечить. А вот подышать вместо нее — нет.

— Корнилов, где я тебе свободный аппарат возьму? Мне не веришь — давай, завреанимацией позову.

— В течение двадцати четырех часов может освободиться.

— Ваня, ты сам понимаешь, о чем просишь? Я должен приказать снять кого-то с аппарата, чтобы твою жену положить? Помнится, когда у тебя отец умирал, не больно-то ты о его здоровье волновался. А из-за бабы, значит, совсем мозги потерял?

Я открыла было рот, почувствовала, как рука Ива жестко сжала запястье, и предпочла заткнуться.

— Не кипятись, дядя Сева, — сказал муж. — Во-первых, не снять — пациент может сам уйти. Во-вторых, дойдет дело до искусственной вентиляции легких или нет — непонятно, но, если что, хоть возможность будет на аппарат посадить. Дома и того нет.

— Не могу. Коридоры уже все забиты. И сотрудники, кто после того дня жив остался, с ног сбились. У тебя тогда многие умерли?

— В отделении — никого.

— Повезло. У меня по больнице шесть человек — и все врачи от бога. Оставшиеся дыры затыкают, как могут, но… А сейчас — сам видишь, что творится.

Муж вздохнул.

— Хорошо. Ну хоть ларингоскоп и трубку интубационную выдели. Мешок Амбу я сам найду.

Ив умеет интубировать? Неожиданно… хотя, да, «скорая»… Но все равно — дохлый номер. Жест отчаяния, не иначе. Сколько один человек может продержаться, работая с мешком Амбу? Час? Два? Руки-то не железные.

— Корнилов, ты издеваешься? Самим не хватает, те, что есть, — старье чиненое-перечиненое. А то не знаешь, сколько денег на снабжение выделяют…

— Дядя Сева, я ж у тебя не чуда прошу. Ларингоскоп и трубку. Пожалуйста, век должен буду.

— Ты не понял, что ли? Сопляк, своими выкрутасами отца в гроб вогнал, теперь тут решил повыкаблучиваться?

— Хватит! — просипела я. — Иван, перестань унижаться, пошли отсюда. А вам, господин… — я припомнила табличку на двери, — Симаков, могу пообещать, что, когда вам понадобятся мои услуги, окажу их качественно и вне очереди. Я не злопамятна. И даже буду жива, ради такого-то дела.

Дернула мужа за рукав:

— Пойдем.

— А вы мадам, позвольте поинтересоваться, кем подвизаетесь?

— Она патанатом, — ухмыльнулся Ив, приоткрывая передо мной дверь. — Вскроет в лучшем виде.

Снисходить до того, чтобы объяснять разницу между патаном и судебным медиком, я не стала.

— Ну что, в пятую? — спросил Ив, едва мы оказались на улице.

Я покачала головой.

«Там то же самое. И в партлечебнице. Бесполезно».

Господи, как же я устала от всего этого… Додумать я не успела, в который раз закашлялась, согнувшись в три погибели, а когда выпрямилась, Ив, чертыхаясь, доставал из кармана пиликающий брелок сигнализации.

— Беги, — выдохнула я. — Может, успеешь.

— А ты?

— Догоню. Давай, ничего со мной не случится.

Муж кивнул и рванул за ограду.

Когда я добралась до двора, где мы оставили «Гольф», Ив сидел на поребрике, уронив голову на руки. Я опустилась рядом, прислонилась к плечу. Муж обнял меня одной рукой, так и не выпуская уже бесполезного брелка с ключами.

Не знаю, сколько времени мы просидели.

— Я хотел в цээрбэ [46] какую-нибудь прорваться, — сказал наконец Ив. — Подальше от города. Теперь все… Прости, Маруська…