Шрифт:
Это жутко бесит мэра Прентисса.
Я его почти не вижу с того дня, когда мне сломали руку, а вечером не состоялся обещанный ужин с Виолой. Мэр Леджер говорит, что Прентисс кучами бросает людей в тюрьмы, но никаких полезных сведений добиться от них не может. Мистер Морган, мистер О’Хара и мистер Тейт повели несколько отрядов на холмы к западу от города: они думают найти там лагерь террористок-целительниц, исчезнувших в день взрыва первой бомбы.
Но армия ничего не находит, и мэр свирепеет с каждым днем, устанавливая все новые ограничения и отбирая лекарство у все новых солдат.
Нью-Прентисстаун становится шумнее и шумнее.
— Мэр вапще не верит, что «Ответ» существует.
— Ну, президентпусть говорит что хочет, это его дело. — Мэр Леджер ковыряется вилкой в еде. — Но люди-то судачат. Только так языками чешут!
Помимо матрасов нам дали тазик, куда каждое утро подливают свежую воду, а в самый темный угол поставили маленький биотуалет. Кормить стали лучше; мистер Коллинз приносит нам еду, а потом сразу запирает дверь снаружи.
Гремит замок.
Здесь, взаперти, я провожу все свободное от Дейви время. Мэр явно не дает мне отправиться на поиски Виолы, даром что талдычит о доверии.
— Может, там не только женщины, — говорю я, пытаясь не пускать в Шум лишние мысли. — Наверняка-то мы не знаем.
— Организация, называющая себя «Ответом», участвовала в войне со спэклами, Тодд. Диверсии, ночные вылазки… все такое.
— И?..
— И членами «Ответа» были исключительно женщины. Чтобы враг не мог услышать их Шум. — Он качает головой. — Но в конце концов они совсем отбились от рук, стали независимой силой, а после окончания войны даже напали на собственный город. В итоге нам пришлось казнить многих участниц. Скверное дело…
— Но если вы их казнили, как это могут быть они?
— Идеи умирают дольше людей. — Он тихонько рыгает. — Уж не знаю, чего эти бабы добиваются. Рано или поздно президент их вычислит.
— Но мужчины ведь тоже пропадают, — говорю я. Это правда, вот только думаю я о другом…
(она тоже сбежала с ними?)
Облизываю губы.
— А эти лечебные дома, где работают женщины, — спрашиваю я, — они как-то помечены? Их можно отличить от других?
Мэр пьет воду, глядя на меня поверх чашки.
— Зачем тебе это?
Я ворошу свой Шум, стараясь ничем себя не выдать.
— Да просто так, интересно. — Я ставлю тарелку на недавно выданный нам столик — знак, что мэру можно доесть мой ужин. — Лягу спать.
Я ложусь на кровать лицом к стене. Последние лучи сонца пробиваются сквозь отверстия в стене башни. Стекол в них нет, а зима уже на подходе. Понятия не имею, как мы будем тут зимовать. Я кладу руку под подушку и сворачиваюсь клубком, стараясь думать как можно тише. Мэр Леджер тихо доедает мой ужин.
А потом из его Шума до меня долетает картинка: протянутая рука, нарисованная синей краской.
Я оборачиваюсь. Такую руку я видел по меньшей мере на двух зданиях по дороге в монастырь.
— Всего их пять, — тихо произносит мэр Леджер. — Я могу рассказать, где они. Если хочешь.
Я заглядываю в его Шум, он заглядывает в мой. Мы оба что-то скрываем, прячем под слоями других мыслей. Столько дней провели вместе, а до сих пор гадаем, можно ли друг другу доверять.
— Валяйте, — говорю я.
— 1017-й, — читаю я вслух для Дейви, а тот выкручивает щипцы и мгновенно превращает безымянного спэкла в 1017-го.
— На севодня хватит, — объявляет он.
— Но нам еще…
— Я сказал, хватит! — Он ковыляет к нашей бутылке с водой и делает глоток. Нога у него к этому времени почти выздоровела, но он еще прихрамывает. Моя рука зажила полностью.
— Нам же неделю дали на все про все, — говорю я. — А мы уже вторую маемся.
— Разве нас кто-то торопит? — Дейви выплевывает струйку воды.
— Нет, но…
— Ни заданий тебе новых, ни распоряжений… — Он умолкает, делает еще глоток и снова выплевывает. Потом злобно глядит куда-то слева от меня. — Чего уставился?
1017-й все еще стоит неподалеку, зажав ленту здоровой рукой и глядя на нас. Вроде бы он мужского пола и совсем молодой, почти подросток. Он цокает один раз, потом второй, и, хотя Шума у него нет, по звукам ясно, что он не любезничать с нами пытается.
Дейви тоже это понимает:
— Ах так?!
Он тянется за винтовкой, что висит у него за спиной, и во всех красках представляет, как палит из нее по убегающему спэклу.