А целительница из меня… словом, хуже в Нью-Прентисстауне еще не бывало, это точно.

— На помощь! — шепчу я.

— Куда все подевались? — с порога спрашивает меня миссис Фокс. — Никто меня не кормит, лекарств не выдают…

— Простите, — выпаливаю я, хватая ее судно. — Накормлю вас, как только смогу.

— Силы небесные! — восклицает она, таращась на мою спину. Я выкручиваю шею и вижу на спинке халата огромное красное пятно — кровь того солдатика.

— Ты цела? — спрашивает миссис Фокс.

Я снова смотрю на кровь, но отвечаю лишь:

— Сейчас принесу вам поесть.

Остаток дня проходит как в тумане. Санитарки и повара тоже ушли, и я из последних сил пытаюсь приготовить на всех еду, а потом разнести ее по палатам и узнать, какие лекарства кто принимает. Хотя всем очень хочется знать, что происходит, они видят, как я кручусь, и стараются мне помогать.

Наступает ночь. Я выбегаю из-за угла с полным подносом грязной посуды и вдруг вижу Коринн. Она стоит у входа, одной рукой держась за стену.

Я бросаю поднос и кидаюсь к ней, но она предостерегающе поднимает руку. И морщится.

Под глазами у нее синяки.

И держится она так прямо, словно все ее тело болит, очень болит.

— Ах, Коринн!

— Просто… — едва выговаривает она, — просто доведи меня до комнаты.

Я беру ее за руку, и она вжимает что-то в мою ладонь, тотчас поднося к губам палец, чтобы я не вздумала задавать вопросы.

— Там… девочка, — шепчет Коринн, — в кустах спрятали, прямо возле дороги. — Она яростно качает головой. — Совсем маленькая!

Я не смотрю, что она мне дала, пока не довожу ее до комнаты и не убегаю за перевязочными материалами. Только на складе, оставшись одна, я открываю ладонь.

Это записка, сложенная вчетверо и с буквой «О» на обороте. Внутри всего несколько строк:

«Дитя мое, пора сделать выбор».

А следом — вопрос:

«Мы можем на тебя рассчитывать?»

Я поднимаю глаза.

Глотаю ком в горле.

«Мы можем на тебя рассчитывать?»

Я складываю записку, прячу ее в карман, хватаю бинты с компрессами и спешу обратно к Коринн.

Избитой людьми мэра.

Но ее бы не избили, если б ей не пришлось отвечать за поступки госпожи Койл.

С другой стороны, мэр обещал, что ее не тронут, — и не сдержал обещания.

«Мы можем на тебя рассчитывать?»

Внизу стоит подпись, но это не имя.

Это слово: «Ответ».

«Ответ»с ярко-синей «О» в начале.

БУМ!!!

…и небо раскалывается, с дороги на нас летит ветер, а Ангаррад от страха встает на дыбы, и я сваливаюсь на землю: всюду пыль, крики и в ушах стучит, пока я лежу и думаю, умер я или нет.

Еще одна бомба. Уже третья за неделю. И взрывается она буквально в пятистах футах от меня.

— Стервы! — выплевывает Дейви, вставая на ноги и оглядываясь на дорогу.

У меня звенит в ушах, и сам я весь дрожу, пытаясь подняться. Бомбы взрывались в разное время суток, в разных местах города. Сначала взлетел на воздух акведук, снабжающий водой всю западную часть города, потом два главных моста, ведущих к фермерским землям к северу от реки. Севодня это…

— Столовая, — говорит Дейви, пытаясь удержать на месте Урагана — Желудя. — Для солдат.

Наконец Ураган утихает, и Дейви забирается в седло.

— Поехали! — рявкает он. — Надо узнать, не нужна ли им помощь.

Я кладу руки на шею Ангаррад, которая все еще напугана и без конца твердит: жеребенок жеребенок жеребенок. Сто раз повторив ее имя, я наконец забираюсь в седло.

— Смотри у меня, без фокусов! — говорит Дейви, грозя мне пистолетом. — Чтоб я тебя все время видел.

Вот такой стала моя жизнь после первого взрыва.

Я все время под прицелом, каждую минуту каждого дня.

Чтобы я не мог отправиться на поиски Виолы.

— Ну что за бабы! Только подливают масла в огонь, — говорит мэр Леджер, жуя кусок петушатины.

Я молча ем ужин и игнорирую вопросительные знаки в его Шуме. Столовую взорвали в нерабочие часы, как и все прочие объекты, на которые покушались участницы «Ответа», но это вовсе не значит, что там никого не было. Мы с Дейви нашли трупы двух солдат и одного гражданского — уборщика или вроде того. От первых взрывов погибли еще трое солдат.