Психологи — да, знают; педагоги — отчасти — тоже; но литературоведы и критики, за совсем уж редким исключением, предпочитают как бы и не ведать о самом факте существования детского литературного творчества. Оживляются они, лишь когда представляется возможность выхватить из моря подростковой лирики один ручеек и пустить по нему свой кораблик. Регулярно раз в 5–6 лет кто-нибудь из писателей берет на себя роль открывателя Америки — и вот уже у всех на слуху строки Володи Иванова, или Маргариты Редькиной, или Оли Лебедушкиной, или самый свежий пример — Ники Турбиной. Конечно, легче сотворить из одного ребенка кумира, «книжечку составить и издать» и тем самым заодно прославить еще раз себя самого, чем разбирать сотни, а то и тысячи подборок в надежде: вдруг промелькнет строка? Но у всякого явления — свои законы, а у этого — законы такие, что платой за нарушение может стать судьба личности. Ибо кто сказал, что стихи не уйдут от юного поэта, как порою уходит голос от повзрослевшего певца? И что тогда? Трагедия? Или стремление писать во что бы то ни стало — не важно о чем и как?

Первое отличие подростковой лирики от «взрослого» творчества — по крайней мере, для читателя, в том, что высшая ценность здесь — не судьба поэта, не путь, на Исключения (скажем, опыт С. Маршака и Вл. Глоцера), к сожалению, «погоды» не делают котором неудачи столь же важны, сколь и успехи, но — отдельное стихотворение. Оно может быть единственным достижением юного автора и вовсе не гарантирует последующего «творческого долголетия». Француженка Мину Друэ стала поэтессой; но ни один из ее сборников не получил той известности, какую получило ее гениальное стихотворение «Дерево», написанное в возрасте 8 лет и переведенное на разные языки мира.

Читая переводные стихи, не надо забывать о «руке» переводчика, но у Мину Друэ серьезны не только Метафоры серьезен сам ее пафос, само мироощущение, которое «выдумать» и исказить невозможно. Мироощущение это, мерцающее в глубине стиха, — факт неустранимый, неотменяемый, никоим образом от последующих удач или неудач юного автора, его профессионального выбора и жизненного пути не зависящий.

Точно так же можно допустить, что двенадцатилетняя москвичка Наташа Моргулис поэтом не станет, но разве, это прибавит или убавит что-нибудь в «эстетическом» составе ее стихотворения «Фонтан»?

Чего стоят сложные, сильные и глубоко философские образы, как разбитая о камень, «прозрачная насквозь» струя души фонтана или горькая сентенция последних строк, где речь идет о плате за живые струи… Эти стихи, прозрачные насквозь, напрочь отвергают миф о «пишущем ребенке», сложившийся в сознании взрослых поэтов, сочиняющих для детей, и год из года воспроизводимый в «детгизовских» и «малышовых» книжках. Вот два примера из совершенно непохожих друг на друга авторов:

Это — В. Викторов. А это — А. Шлыгин:

А теперь — для контраста — признание двенадцатилетней Алены Асвадуровой: «Я пишу стихи ночью. Я лежу, почти умирая, хочу спать, но оно, еще-не родившееся, требует и кричит из меня, мечется и сжигает меня, прожигает, а я не могу заснуть. И тогда я начинаю вытаскивать его из души. Я мучаюсь, ненавижу и грызу подушку, и оно складывается… А потом я понимаю, что это не то, не так, и опять мучаюсь… А тогда, когда мне очень грустно или меня обидели — больно, словами — я иду из школы, мотая портфелем, и думаю стихами… А иногда — пою».

Предельная, взрослая глубина чувства.

И это — вторая особенность детского творчества, которому глубина не только не противопоказана, но едва ли не «предписана». Ребенок, подросток, не успевший попасть в перемалывающую систему жесткой социальной регламентации, не превратившийся еще в «частного человека», сохраняющий пока изначальную цельность мировосприятия, — способен преодолеть тонкие перегородки возрастных, психологических барьеров и как бы войти в иное состояние, даже представить себя старцем и пережить его духовный опыт. Вот стихотворение Нади Евстифеевой, написанное, когда ей было всего одиннадцать лет:

Я сознательно сохранил неправильную пунктуацию: запятые и двоеточия исчезают тут, как препятствия на пути величественной и достигающей космической мощи и бытийственной силы («Облака как наши космы») мудрой старости. «Видите несем печаль»…