— Лгут ваши боги, — уверил их воевода. — Могу и сделаю.

— Не можешь подвергнуть нас ничему без княжьего слова, — настаивали ведуны. — Только князь решит, правы мы или нет, что истребляли нечистых жен. Отвези нас в Чернигов, там предстанем перед князем Святославом.

В повалуше стоял гул — кто-то смеялся над волхвами, кто-то возмущался.

— Не переспорить тебе их, Янь Вышатич, — удрученно заметил посадник. — Волхвы по старине живут и нового перед носом не видят. Они ведь по сию пору считают князя первым жрецом, служителем богов. Думают, что он возьмет их сторону и оправдает.

— Князь услышит нас, — подтвердил толстобрюхий.

— Не услышит. Даже не увидит. — Воевода поднялся, подошел к волхвам. — Не знаете, что закон на Руси нынче другой, не тот, по которому жили сто лет назад? Можете верить своим богам, но не можете убивать в угоду им. Вас взяли в разбое с душегубством и татьбой. С разбойниками поступают как с бешеными псами.

— Не сделаешь с нами ничего, — стояли на своем чародеи. — Боги не позволят тебе.

— Посмотрим. Ведите их во двор, — распорядился Янь Вышатич.

Белозерские мужи и кмети воеводы, громко переговариваясь, покинули повалушу, спустились на двор. Следом вытолкали волхвов. На зрелище стеклись прочие дружинники. Челядь побросала работу и тоже вышла смотреть, жалея кудесников.

— Что хочешь делать с ними, боярин? — спросил поп Евстафий.

— Хочу доказать, что лживы и бессильны их боги.

Воевода велел двум отрокам взять тяжелые плети и бить волхвов, пока не признают, что сила на стороне закона, а не древних богов. С колдунов сорвали пояса и верхние рубахи. Первыми же ударами отроки свалили их на землю и принялись хлестать. Толстобрюхий пустился в крик, извивался по рыхлому снегу, подставляя под плеть то бока, то зад или голову. Второй сдерживался и лежал ничком. Когда разодранная рубаха на спине посырела от крови, он не стерпел — глухо замычал.

По знаку воеводы отроки прекратили битье. Волхвов поставили на ноги.

— И теперь скажете, что ничего с вами не сделаю?

— Сказать могли бы, — выдавил серокожий, — да ты не послушаешь, боярин. Ни богов, ни князя не боишься.

— Верно, — согласился воевода и крикнул челяди: — Эй там, несите из кузни клещи.

Волхвы затравленно озирались. Кмети советовали им покориться, потому как воевода все равно их переупрямит — такой у него нрав. Янь Вышатич, подойдя, взялся за бороду толстобрюхого, намотал ее на руку.

— В бороде честь мужа, уважение от людей. В ваших бородах — обман и невежество.

Он дал указание отрокам и отошел в сторону. Двое насели на волхва, выворачивая руки, третий зажал клещами клок бороды и дернул. Толстобрюхий взвыл от боли и унижения. Отрок вздел выдранные волосья кверху и, смеясь, пустил по ветру, чем заслужил громкое одобрение дружины. Опять примерился к бороде. Так, клок за клоком ощипал всю. Только для смеху оставил немного. Толстобрюхого бросили в снег и занялись другим волхвом.

Вновь перед воеводой они предстали опозоренные и жалкие.

— Как кур ощипали, — усмехались кмети.

— Что теперь говорят ваши боги? — спросил Янь Вышатич.

Серокожий поднял глаза на воеводу. Сквозь ненависть из них смотрел страх.

— Боги не меняют своих слов, — выплюнул он.

Боярин отвернулся.

— В яму их.

Он направился в хоромы. Под сенью крыльца к нему присоединился отец Евстафий.

— А про ветошку из бани и сотворение человека дьяволом, — заговорил он, будто продолжал прерванную беседу, — известно, откуда сия прелесть взялась. В Суздале еще при князе Владимире обосновались еретики. Поставили молельню, которую называют церковью и именуют в честь своего ересиарха Александра Армянина.

— Слышал о ней, — кивнул воевода, остановившись в сенях, — но не привелось еще узнать, какой лжи там учат.

— Учат, что мир и вся телесность сотворены злым богом Сатанаилом. Благо же якобы в том, чтобы от сей телесности избавиться. Не следует-де вступать в брак и заводить детей, наживать имение. Этим Сатанаилом они называют Того, Кого мы, верные христиане, прославляем в наших храмах. Себе же они взяли другого бога, коего зовут высшим и истинным, а свое учение именуют единственно подлинным.

— Ересь болгарских богумилов! — подивился боярин. — Далековато же их занесло.

— Скорее армянских павликиан, — возразил священник.

— Суть у них едина, отче, — отмахнулся воевода.

Он вошел в полутемную пустую клеть и сел на лавку. Отец Евстафий поместился возле.

— Понимаю теперь, о каком боге и черте говорили волхвы, — сказал Янь Вышатич. — Выходит, не только волхвы морочат смердов. Их самих морочат еретики.

— Эти суздальские александриты всюду рассылают своих проповедников, — покивал поп Евстафий.