— Принесите огня и воды.

Жива вздрогнула.

— Я отомщу тебе через твое семя!

— Подпалите ей волосы, — выдавил сквозь зубы воевода, — и выбросьте вон из города!

Дочь волхва заметалась среди кметей, вырывалась, била ногами. Ее схватили, растянули руки в стороны, к волосам поднесли пламя.

Казалось, она мгновенно вспыхнула с ног до головы. Кмети едва успели отскочить. Жива с утробным воплем побежала, упала и стала кататься в снегу. Ее тут же облили водой из ушата.

Воевода побрел в хоромы. Девка лежала ничком, не шевелясь. На спине через дыры в рубахе белело тело, не успевшее обгореть. На голове от гривы волос остались мокрые клочья и подпалины.

Кмети, жалея девкину красу, уложили ее поперек коня, накрыли плащом и вывезли со двора. Сердобольная баба-холопка, причитая, на ходу сунула для нее отрокам рубашку и старый кожух.

Несда выбежал за ворота, глядя вслед, и стоял, пока проезжий белозерский дружинник не огрел его плетью.

Трудная задача — найти дорогу в незнакомом лесу, к месту, где никогда не бывал. Особенно если надумал идти, когда солнце освещает лишь верхушки деревьев.

Что тянуло его туда — желание узнать или желание увидеть, или что-то еще, Несда не мог толком понять. При себе он нес в узелке край хлеба, кусок вареного мяса и капустную кочерыжку, оставленные от собственного обеда. В животе урчало, но он не часто слушал свое нутро и не привык потакать ему. Тому же учил воевода: всегда держи брюхо впроголодь, и враг не застанет тебя врасплох. Какой враг имелся в виду, боярин не уточнял: разумеющий разумеет. Церковные посты Янь Вышатич строго хранил даже в походах и в болезнях. А с красноволосой девой внезапно для себя оскоромился, нарушил Великий пост.

Несда в колдовство девицы не верил ни мгновенья. Сама себя обманула дружина, прельстившись женской красой. «Не обманываюсь ли я?» — подумал он вдруг.

Лесная темнота становилась гуще, плотнее обволакивала его. Белел только хрусткий снег под ногами, да и тот был старый, обсыпанный древесной трухой. Далеко в стороне ухнула сова, вылетев на охоту. Ветер качал скрипучую ветку. Под покровом тьмы пробуждалась нечисть. Несда, оглядываясь, перекрестился, пошептал молитву.

«Я только отнесу снедь и спрошу, и сразу обратно», — решил он. Несмотря на холод, лицо горело. Он потрогал уши — они пылали. Если это колдовство, то древнейшее. Правду сказал поп Евстафий.

Почему девица непременно должна оказаться на капище? Он не знал этого. Просто шел туда.

«Я только спрошу ее…»

Темноту впереди разорвал желтый огонек. Несда обрадовался и прибавил шагу. Снег захрустел веселее. Он давно шел не по тропке, а напрямик через сугроб. В последние дни снег здесь топтало множество ног, идти было легко. Огонь приближался, мигая между стволами.

Вскоре сквозь ночные звуки леса Несда различил голоса. В замешательстве он прошел еще немного и остановился. Языки пламени выхватывали из темноты высокий чур идола и двух людей, стоящих по разные стороны от огня. Чуть поодаль фыркнул конь. Давешнюю птицу-лебедь было трудно узнать в простолюдинке с замотанной в плат головой и в кургузом кожухе. Того, кто говорил с ней, не признать было невозможно.

— Если бы ты легла со мной, а не со стариком, — убеждал Гавша, — ничего этого не случилось бы.

Он показал на ее голову.

— Мне нужна была его кровь, а не твоя.

— Ты упрямая лисица. Зачем ты споришь со мной? Я могу помочь.

— Так помоги! Выпусти из ямы волхвов. Тогда получишь меня.

Гавша рассмеялся, обходя огонь.

— Где я найду потом тебя? Сперва следует заплатить.

Жива двигалась от него по кругу.

— Клянусь бородой Велеса…

Гавша перепрыгнул через огонь, поймал ее и повалил. Она взвизгнула, стала бить его по голове. Вдруг заржал конь, раздался треск дерева. Гавша оглянулся. Девица скинула его с себя и отползла к идолу.

— Это навьи! — вымолвила она.

Гавша подошел к валу капища, вглядываясь во тьму леса.

— Эй, кто там?

Он вынул меч и ступил на насыпь.

— Не ходи! — крикнула Жива. — К озеру через капище идет тропа мертвых.

— Через капище? — Гавша вернулся к огню, настороженно оглядываясь.

— Теперь они ходят мимо. Навьи изменили путь, потому что здесь пролилась кровь за того, кого они не любят. За трехликого бога.

— Здесь убили попа, — сказал Гавша.

— Да. Им это не нравится. Они злы и могут разорвать тебя в клочья.

— Ты знаешь, кто убил его?

— Нет. — Она отвернулась. — Уходи отсюда.

— Как же я уйду, если в лесу рыщут навьи? — Гавша зябко повел плечами.

— Иди той стороной. — Она показала. — Коня оставь, они заберут его.