Шрифт:
На протяжении столетий оба народа боролись бок о бок против татар, и общая опасность, разумеется, содействовала их сплочению.
Авангард козачества — запорожцы были близнецами донских казаков, являвшихся зачинателями этой своеобразной организации. Только в первой половине XVII века донское и запорожское козачество сделало 15 совместных походов против турок и татар [167] .
В 1637–1638 годах к гетману Острянице пришел отряд донских казаков под начальством атамана Путивлеца.
167
В декабре 1654 года атаман донского войска Петров обратился к Хмельницкому с предложением снова объединить усилия для отражения турок и татар, замышляющих нападение.
Многократно из Украины происходили переселения в Россию. При царе Михаиле Федоровиче многие «нововъезжие черкасы» просили поселить их «на вечное житье» ввиду поруганий их веры и насилий над ними поляков, которые им «зелье за пазуху насыпают и зажигают». Сохранилось много подобных челобитных [168] .
В 1638 году на территорию Московского государства переселился Остряница с несколькими тысячами козаков. В 1652 году переселились все жители города Константинова и т. д. Наряду с этим в Московскую землю постоянно бежали крестьяне, и Москва не выдавала беглых. В период 1648–1654 годов московские правительство закрыло границы для спасавшейся от народного гнева польской шляхты, но держало их открытыми для украинского населения.
168
И. Миклашевский.К истории хозяйственного быта Московского государства, ч. І. М., 1894.
В 1651–1653 годах, когда на Украине свирепствовал голод, Московское государство помогало хлебом.
Таким образом, между русским и украинским народами издавна существовали прочные связи; в процессе политической жизни обоих народов эти связи, проверенные и подтвержденные многообразными событиями, умножались и крепли. В момент, когда украинский народ стоял на историческом перепутье, эти связи сыграли решающую роль в настойчиво проявлявшейся на Украине тяге к соединению с Русским государством. Вопрос о соединении с Россией уже поднимался, правда не политической властью, поскольку тогда еще Украина не была самостоятельна в «политическом отношении, но следующей по значению — духовной властью.
В 1622 году епископ перемышльский Исайя Копинской сообщил царю Михаилу Федоровичу: «Все, государь, православные христиане и запорожские козаки, как им от Поляков утесненья будет, хотят ехать к тебе, великому государю» [169] .
В скором времени и киевский митрополит Иов Борецкий довел до сведения Москвы, что «мы все под государевой рукой быть хотим и его милости рады».
Разумеется, этого было недостаточно для начала серьезных переговоров, и бояре ответили: «Из твоих речей видно, что мысль эта в вас самих еще не утвердилась, так теперь дела этого царскому величеству начать нельзя, но если впредь вам от поляков будет в вере утесненье, а у вас против них будет соединенье и укрепленье, тогда вы дайте знать царскому величеству и святейшему патриарху и они будут о том мыслить, как бы православную веру и вас всех от еретиков в избавленье видеть» [170] .
169
В. Эйнгорн.Очерки из истории Малороссии в XVII в., I. М., 1899, стр. 20–21.
170
В. Эйнгорн.Очерки из истории Малороссии в XVII в., I. М., 1899, стр. 21.
Тем не менее московское правительство поощрило Иова: послало соболей на 300 рублей.
Таким образом, имелся уже прецедент к начатым Богданом переговорам о соединении.
И для Москвы соединение с Украиной, конечно, было по многим причинам чрезвычайно важно: это раздвигало ее границы, ослабляло стародавнего врага — Польшу, окружало московского царя ореолом защитника православной веры и русской народности. Но в то же время правительство и думные бояре не торопились ввязаться в войну с Польшей.
Московское правительство всегда осуществляло свои планы исподволь, не торопясь, но зато с железной настойчивостью. Легкомысленный риск был чужд ему. В этом отношении оно являлось прямым контрастом Речи Посполитой. Не говоря уже о беспрестанных ссорах панов и шляхтичей между собою, там могли из упрямства, из пустого самолюбия навлечь на страну страшную опасность. По выражению историка Г. Карпова, «Речь Посполитая сама вызывала всех и вся на расчеты с собою, ставя каждое вздорное дело по отношению к собственному существованию в положение — быть или не быть. Речь Посполитая в половине XVII века внутри совершенно сложилась и замерла, и на все, что противоречило ее шляхетско-католическому, строго отвечала non possumus (не можем)».
Напротив, в Москве интересы государственности, национальные интересы были всегда на первом плане.
И в случае с Богданом боярская дума предпочитала выждать, «семь раз отмерить», посмотреть, как сложатся обстоятельства.
Медлительность Москвы имела своим следствием то, что Хмельницкий не имел достаточной почвы для преодоления сильной оппозиции в этом вопросе. Против соединения с Москвой выступали на первых же порах две группы: высшее духовенство, не желавшее подчиниться московскому патриарху, и часть козацкой шляхты, опасавшаяся утерять свои привилегии.
Путь к Москве был достаточно тернист: московское правительство медлило, в самой Украине образовалась сильная партия, враждебная соединению, а тут еще вмешались иностранные государства и, маня пряником либо грозя кнутом, уговаривали Хмельницкого отказаться от его плана.
Положение Богдана в этом вопросе сделалось очень нелегким. С того момента, как определилось, что Украина, несмотря на сравнительную малочисленность ее населения (около одного миллиона человек), представляет собою в военном отношении большую величину, не одно государство пыталось использовать ее в своих целях.