Неискушенный наблюдатель никогда не подумал бы, что здесь сидят немцы. В это время наступили сильные холода и термометр показывал 40° мороза. Немецких эмигрантов уже нельзя было отличить от русских ссыльных. Они натягивали самые невероятные одежды, одну на другую. Все, что они имели, было ими надето на себя. Но мы не знали, что через несколько недель станет еще холоднее …

В зал заседания вошли несколько руководителей отдела агитации и пропаганды обкома, а с ними и Вальтер Ульбрихт.

Конференция была открыта. Один из представителей обкома в начале конференции объявил по–русски, что обком партии созвал на это заседание всех «товарищей политэмигрантов», — как он сказал, — для того, чтобы обсудить некоторые политические, а также и иные вопросы. Он высказал радость что товарищ Ульбрихт присутствует на собрании и предоставил ему слово для доклада.

Вальтер Ульбрихт поднялся на трибуну. Он был спокоен, самоуверен и держался так, как будто в последние месяцы ничего особенного не случилось. Я невольно вспомнил о 22 июня, когда я слушал его на курсах в Москве в последний раз. Не прошло с тех пор и шести месяцев, но как много за это время изменилось, сколько произошло событий …

Германские войска захватили Эстонию, Латвию, Литву, Белоруссию, заняли большую часть Украины, окружили Ленинград, даже Москва почти на три четверти была окружена. Миллионы людей были эвакуированы, все население Республики немцев Поволжья и все немцы, жившие разбросанно по Светскому Союзу, были принудительно переселены, и вот теперь, только спустя полгода после начала войны, немецкие эмигранты встречаются здесь, в Караганде!

Вальтер Ульбрихт в своем докладе ничего нового не сказал. Он ограничился повторением того, что ежедневно печаталось в советских газетах.

Строго придерживаясь тогдашних официальных тезисов, он объявил, что в Германии создалось тяжелое экономическое положение, что в ней не хватает сырья и, преимущественно, горючего. Он заявил, что Германия Гитлера вынуждена будет скоро отступать. Ульбрихт сообщил далее о растущем движении сопротивления в завоеванных Гитлером государствах и об усиливающемся недовольстве в самой Германии.

В заключение Ульбрихт указал еще и на то, что нападение японцев на Пирл–Харбор и вступление США в войну против держав оси решительным образом изменило соотношение сил, и притом не в пользу Гитлера. Но мы это знали и сами из советских газет.

Только в последней части своего доклада он сообщил нам о том, чего мы еще не знали. Он сказал о работе в лагерях военнопленных, которая уже была начата в последние недели. По его словам, эта работа должна быть в будущем усилена с той целью, чтобы политически перевоспитать военнопленных и превратить их в антифашистов.

Потом он вытащил из кармана какую-то рукопись и воскликнул:

— Здесь воззвание 158 немецких военнопленных!

Он читал выдержки из этого воззвания, которое он называл важнейшим документом, и пояснял его абзац за абзацем.

Ульбрихт кончил доклад. Ему, как обычно, аплодировали. Но можно было заметить, что многие эмигранты не следили за докладом. Переутомленные, голодные и измучен- ные, вряд ли они годились для политических дел, требовавших нормальных условий для работы.

В заключение было объявлено, что после общего обеда в ходе дальнейшего заседания будут обсуждены некоторые практические вопросы жизни эмигрантов в Карагандинской области.

Встречи с друзьями, доклад и, главное, надежды, что нынче, при втором обсуждении, будут урегулированы все практические вопросы, подняли общее настроение. Мы были приглашены на хороший, даже обильный обед. И сервировка стола и сам обед находились в резком противоречии со всеобщей нуждой и нашим обычным голодным существованием.

Как может быстро изменяться настроение! Уже во время обеда, казалось, были позабыты тяжелые переживания последних недель, голод, холод и унижения. Люди вспоминали о жизни в Москве или о комических эпизодах во время переезда. Нельзя было поверить, что эта жизнерадостная компания несколькими часами раньше прибыла в обком озабоченная, удрученная и унылая.

Мы ожидали с нетерпением продолжения обсуждения, которое, как мы надеялись, изменит наше положение в Караганде.

Вальтер Ульбрихт и два руководителя отделения агитации и пропаганды, которые отнеслись ко мне так дружелюбно (но которые, увы, как я по опыту узнал, не обладали большим влиянием), а также секретарша областного МОПРа начали обсуждение практических вопросов.

Один из работников обкома в коротком вступлении указал на общую ситуацию, на непередаваемые страдания советского народа, на большие трудности, на неизбежность жертв и на необходимость терпеливо и стойко переносить все лишения. Хотя трудности и велики, а средства крайне ограничены, — объявил он, — но обком и в это трудное время сделает все зависящее от него, чтобы как-то смягчить долю немецких политэмигрантов. Было бы очень желательно, если бы была создана постоянная связь политических эмигрантов с областным комитетом МОПР. МОПР мог бы безусловно помочь политическим эмигрантам по мере возможностей.