Мы не знаем, следовало ли это сообщение в тексте Папия непосредственно за сообщением о Евангелии от Марка, или же между ними был еще какой–то материал, опущенный Евсевием. Последнее кажется более вероятным — «итак» (oun) в начале сообщения о Матфее заставляет предположить, что этим словам предшествовало что–то еще, если только не считать, вместе с Робертом Гандри, что, согласно Папию, Матфей упорядочил собрание логин, созданное Марком [566] . В таком случае в этом древнейшем свидетельстве о создании Евангелий находится доказательство первичности Марка в сравнении с Матфеем. Однако кажется более вероятным, что Евсевий что–то пропустил — возможно, сообщение о том, что Матфей, в отличие от Марка, был ближайшим учеником Иисуса. Эта информация могла показаться Евсевию очевидной и потому излишней. Или же, быть может, Евсевий опустил нечто такое, с чем был не согласен. У него были свои представления о происхождении Евангелий и различиях между ними (см. Церковная история, 3.24.5–16), и он вполне мог оставить «за бортом» те суждения Папия, которые не совпадали с его собственными.

Кюрцингер предложил новую интерпретацию этой фразы Папия. По его мнению, hebraidi dialect^o означает не «на еврейском языке», а (если понимать dialectos как технический риторический термин), «семитским стилем»; «каждый» (hecastos) он понимает в смысле «и Марк, и Матфей», a hermeneu^o — в соответствии со своим толкованием слова hermeneut"es в применении к Марку — как «сообщать» или «передавать» [567] . В результате он переводит эту фразу так: «Итак, Матфей изложил логии в литературной форме, в еврейском стиле. Каждый из них [то есть и Марк, и Матфей] передал логии так, как мог, сообразно своему положению» [568] . Согласно этому переводу, Папий пишет не о еврейском или арамейском сочинении Матфея, впоследствии переведенном на греческий, а о греческом Евангелии от Матфея, составленном по–гречески, однако в стиле, характерном для иудейской литературы. Вторая половина фразы не имеет отношения ни к переводу, ни к истолкованию еврейского сочинения Матфея, а подытоживает все рассуждение о Марке и Матфее, говоря, что каждый из них передал логии так, как мог: Марк — в форме учения Петра без какой–либо литературной обработки, Матфей — в виде литературного произведения, написанного в семитском стиле.

Однако этот перевод — пожалуй, наименее убедительный из всех новых интерпретаций Кюрцингера [569] . Присутствие в одном предложении слов hebraidi dialect^o и herm^eneusen практически однозначно говорит о том, что Папий имел в виду не стиль и не передачу, а именно перевод с одного языка на другой.

Как вышеописанная интерпретация сообщения Папия о Марке, так и традиционное понимание его сообщения о Матфее подтверждается параллельными и контрастными элементами в том, что, согласно этим интерпретациям, говорит Папий о каждом из этих Евангелий:

В каждом случае работа над книгой состоит из двух стадий: первая выполняется очевидцем, вторая — одним или многими не–очевидцами. В случае с Евангелием от Марка Петр говорил по–арамейски, а Марк переводил его слова и записывал их по–гречески. В случае с Евангелием от Матфея сам Матфей писал по–арамейски или по–еврейски (hebraidi dialect^o может означать и то, и другое), а другие переводили его текст на греческий. Евангелие от Марка «беспорядочно», поскольку Петр излагал свои xpuu вне какого–либо порядка, а сам Марк, не будучи очевидцем, не решился «приводить их в порядок» — и правильно сделал. Матфей, напротив, был очевидцем и потому смог упорядочить логии в своем собственном Евангелии, однако этот порядок был нарушен теми, кто переводил его книгу на греческий. Таким образом, в каждом Евангелии Папия интересуют два аспекта — его происхождение от очевидцев и вопрос «порядка». В обоих случаях он старается объяснить, почему Евангелию, исходящему от очевидцев, «порядка» недостает.

Очевидно, Папий полагал, что работа Матфея не раз переводилась на греческий. Возможно, он что–то знал о греческих Евангелиях, приписываемых Матфею и связанных с нашим каноническим Евангелием от Матфея (Евангелие назореев и Евангелие евионитов [570] ), имевших хождение среди иудео–христиан в Палестине и в Сирии. Он знал, что они заметно отличаются от Евангелия от Матфея, использовавшегося в его родной Иерапольской церкви и соседних церквах. На эти–то разнообразные греческие «евангелия от Матфея», а также на то, которым пользовался сам, Папий и ссылается, желая показать, что ни одно из них не сохранило в точности «порядок» или «строй» (syntaxis) изначального, еврейского или арамейского Евангелия от Матфея. Вполне вероятно, что за пределами цитаты, приведенной Евсевием, Папий продолжает это рассуждение и более подробно объясняет, как именно изначальный «порядок», приданный этой работе Матфеем, пострадал при переводе. В отличие от Марка, скрупулезно записавшего именно то, что говорил Петр, не более и не менее, переводчики Матфея внесли в текст апостола серьезные изменения. (Возможно, Евсевий не одобрял эту точку зрения и именно поэтому оборвал цитату.)

Такая точка зрения, разумеется, предполагает, что «перевод», о котором идет речь — это не просто перевод на другой язык. Мысль Папия, что переводчики Матфея сильно изменили текст, не содержит в себе ничего невероятного. «Гибкая концепция перевода» была в античном мире общепринятой [571] . Переводчики часто чувствовали себя вправе улучшать перевод, по–иному располагая материал или дополняя его материалом из других источников. Мы уже отмечали притязание Иосифа Флавия на то, что его «Иудейские древности» — не более и не менее, чем перевод еврейских Писаний (Иудейские древности, 1.5,17; 4.196; 10.218) [572] . На самом деле, разумеется, Флавий полностью переписал библейские повествования, внес композиционные изменения, кое–что опустил, а кое–где сделал важные дополнения [573] . Папий вполне мог предположить, что и переводчики Матфея поступали так же и, следовательно, нарушили тот «порядок», который придал своей работе сам Матфей. Однако такое понимание слов Папия необходимо отличать от часто предпринимаемых попыток идентифицировать логии, записанные Матфеем по–еврейски или по–арамейски, с гипотетическим евангельским источником Q [574] . Поскольку Q почти полностью состоит из речений Иисуса, такое предположение обычно подразумевает, что под логиями Господними Папий подразумевает именно речения Иисуса. Однако мы уже показали, что в этом рассуждении под логиями понимаются краткие сообщения о том, что говорил и делал Иисус [575] . Из известного ему греческого Евангелия от Матфея (по всей видимости, нашего канонического Матфея) Папий видел, что «кирпичи», из которых сложено это Евангелие, по большей части представляют собой такие же короткие единицы (хрии), из которых состоит Евангелие от Марка — и едва ли полагал, что само это свойство следует приписать редакторам–переводчикам. Редакторов–переводчиков он винил только в искажении композиции, в которой изначально расположил эти эпизоды Марк.

Некоторые ученые полагают, что Папий сравнивает Евангелие от Марка с Евангелием от Матфея не в пользу первого [576] . Безусловно, Папий мог считать, что Евангелие от Матфея в известной ему греческой версии обладает большими литературными достоинствами, чем Евангелие от Марка: начинается оно с рассказа о рождении Иисуса, чего мы вправе ожидать от биографии, а большая часть учения Иисуса изложена в нем в виде нескольких пространных рассуждений. Однако если, как мы полагаем, отмечая «недостаток порядка» у Марка, Папий имеет в виду, прежде всего, порядок хронологический, то Матфей немногим отличается от него в этом отношении: его повествование в основном придерживается той же последовательности кратких эпизодов. Если мы серьезно отнесемся к предположению, что изначальная композиция Евангелия от Матфея была испорчена переводчиками, то вполне логично будет предположить, что Папий сравнивает неупорядоченность, свойственную и Марку, и Матфею, с упорядоченностью другого Евангелия — от Иоанна [577] .