Он с трудом поднялся и подошел к рации.

— Внимание, у микрофона командир батальона… Боевая готовность, повторяю, боевая готовность.

В этот момент вошел Хайнц:

— Вот оно… И это моя ошибка.

— Во-первых, это не в первый раз. Во-вторых, это должно было произойти…

Яковлев не мог поверить: наконец они заперты там, загнаны как крысы. Он знал, что фашисты будут биться как бешеные, но им все равно конец. Весь район возвратился к жизни, и немецким гарнизонам не изменить положения вещей. Его люди преисполнены боевым духом, и рано утром от этой опасной банды не останется и следа.

Впереди у Яковлева была целая ночь, и не стоял вопрос о том, чтобы действовать слишком быстро и бесполезно расходовать жизни партизан. Сначала надо подойти как можно ближе к внешнему оборонительному рубежу, уже достаточно ослабленному, и после этого начать штурм. Надо тщательно продумать расположение огневых позиций минометов и пулеметов, а также скрытно вывести людей на рубеж атаки.

На КП укрепленного пункта все были напряжены. Клаус, Хайнц и унтер Байер изучали обстановку. Клаус нервно блуждал взглядом по карте, размышляя. Между тем Хайнц, полузакрыв глаза, что-то чертил в своем блокноте.

— Все предосторожности, принятые здесь нами, ничего не дали. У меня впечатление, что Яковлева предупредили о нашем выходе из Яролишева. Он нападает на нас до восстановления укрепленного пункта. Хитро и очень опасно для нас. Как по-твоему, Байер?

— Считаю, что нам нужно держаться до конца, господин гауптман.

Хайнц передал свой блокнот Клаусу:

— Дорога, где были взрывы, в двадцати минутах ходьбы от нас. Сейчас они готовятся к нападению… Кроме того, я разделяю мнение Байера, что нужно держаться до конца… Но взгляни на этот чертеж, мы по прямой в семнадцать километрах от Алешенки.

Клаус в свою очередь внимательно посмотрел на чертеж:

— Выдержим две атаки, может быть, три. Но потом все рухнет, и до рассвета еще далеко.

— Ты предлагаешь смыться? — спросил Клаус.

— Да… После второй атаки, например. Когда мы будем еще не слишком потрепаны. Хорошо рассчитав свой удар, мы можем прорваться прямо на восток. До того, как Яковлев соберет своих парней, и при условии, что мы не будем использовать пути, по которым они нас смогут преследовать на санях… Стоит попробовать.

— Во всяком случае, я чувствую, что это наш лучший шанс выпутаться. Посмотрим, что выйдет, я подготовлю приказы об отрыве.

По выходе из башни у Хайнца и унтера Байера перехватило от ветра дыхание. Оба молчали. Хайнц поднялся в наблюдательный пункт и приказал пускать осветительные ракеты. Двое других часовых помогали ему вести наблюдение.

Синеватый свет осветил окраины укрепленного пункта, но Хайнц ничего не заметил. Он дал сигнал огневым точкам:

— Прицел 800. По моей команде… Огонь.

Послышалось несколько скрипов, и стрельба прекратилась.

— Прицел 600. По моей команде… Огонь.

В этот раз Хайнцу показалось, что снег зашевелился. Трассирующие пули пулеметов, казалось, разрывали белые, медленные хлопья.

Он снова уменьшил прицельную дальность. На этот раз попадание было точным.

— Внимание, всем огневым точкам! Прицельная дальность не более пятисот метров. Выжидать до последней возможности.

Курт Рейнхардт, находившийся на блокпосте у дороги, считал свое положение весьма неудобным. Он соорудил подобие капюшона, чтобы поберечь лицо от мороза, но его подбородок снизу неимоверно чесался. Он проверил наличие боеприпасов и оглянулся на своих автоматчиков, внимательных и неподвижных.

Унтер Байер наблюдал за чередой своих солдат, залегших с винтовками, автоматами, пулеметами. Некоторые из них, чтобы снять напряжение, трамбовали перед собой снег, создавая иллюзорный в смысле защиты бруствер.

Стрельба немцев возобновилась и ускорила начало штурма партизан со всех сторон сразу.

Курт Рейнхардт провел рукой по глазам, потому что ему показалось, что задрожала земля и что на него надвинулась снежная стена. Потом он услышал русское «ура», и над укрепленным пунктом разверзся ад.

Ждешь выстрелов. Не даешь страху опуститься в желудок и вызвать тупую боль в области живота. В последний раз лихорадочно ощупываешь свое оружие. Глядишь на товарища перед тобой, который повторяет те же самые действия. Скребешь по снегу и вдруг слышишь сигнал к атаке, горланишь вместе со всеми.

Немцы вели огонь понизу, практически вровень со снегом, с максимальной интенсивностью, как могли. Огонь артиллерии и минометов грохотал все ближе и ближе к атакующим цепям, но белые тени неумолимо приближались. Готовились к бою лопаты, ножи и штыки.