Шрифт:
Последние слова пришельцев полностью лишили Антонину сил и надежды. Она не глядя опустилась на кухонную табуретку и, посмотрев с мольбой на Николая, спросила:
- Как же это?... Может, как-то договоримся?
- Ничего не могу сделать, - притворно извиняющим тоном ответил Симагин. – Приказ господина коменданта.
- Врёшь ты всё Николай! – заплакала Шелехова. – Это ты от моей Сашеньки избавляешься…
В это время в дом влетела растрёпанная дочка, бегавшая к подружке на соседней улице.
- Ой, у нас гости! – выпалила она и хитро поинтересовалась. – По какому поводу?
- Собирайся. – Коротко приказал главный полицейский. – Сегодня отправляешься на работу в Германию.
- Куда? – натурально изумилась Санька.
- Слышишь плохо?
- Да нет…
- Раз слышишь, значит, чтобы через десять минут была готова.
После этого сообщения Шелеховы сообразили, что незваные гости не шутят и бросились собираться в дальнюю дорогу. Антонина тихо причитала, но ловко упаковывала в фанерный чемодан немногочисленные вещи дочери. Санька безразлично собирала дорожную еду.
- Господи! – приговаривала старшая из женщин Шелеховых. – За что на нас такая напасть?
- Глупая ты тётка, право слово… Чего, однако ревёшь?
– сказал пожилой полицай, подкуривая немецкую сигарету. – Девка хоть посмотрит на настоящую жизнь, увидит, как в Германии люди живут.
- Пахать она там будет с утра до вечера!
- Некоторые добровольцами едут, там хотя бы голодать не будут.
- Сам бы и поехал заместо её…
- Я бы с превеликим удовольствием, - смеясь, ответил полицай. – Только по разнарядке рабочие должны быть до двадцати лет от роду.
- Зачем это?
- Чтобы не окочурились по дороге! – неприятно заржал младший.
- Типун тебе на язык!
Пока шли суматошные сборы, Симагин сидел молча, но как только вещи были собраны, он встал и громко сказал:
- Хорош трепаться, пора идти.
- Дай попрощаться по-человечески…
- Попрощаешься на вокзале.
- Куда её? – спросил младший подручный.
- Ведите на сборный пункт, - ответил Симагин.- Смотрите черти, чтобы не сбежала.
- Куда она на хрен денется?
- Головой отвечаете…
Полицейские нервно вытолкали Саньку за дверь и двинулись к местной школе, куда сгоняли завербованную молодёжь. Антонина суматошно бросилась одеваться, чтобы проводить дочь на станцию.
- Не спеши Тоня, эшелон отправляют ночью. – Остановил её Николай. – Давай поговорим спокойно.
- О чём нам говорить? – возмутилась Шелехова.
- Как же? – удивился мужчина. – Мы же договаривались, что если не будет здесь дочки, то станем жить вместе…
Антонина резко остановилась перед ним и, сжав кулаки, выкрикнула прямо в лицо:
- Никогда! … Даже думать об том забудь!
- Ты же обещала… Брехала значит?
- Не тебе Иуда говорить о чести!
- Вон как ты запела…
- А ты как думал? – ехидно спросила возмущённая женщина. – Сначала заложил органам Григория, потом продал в рабство дочку и ещё хочет любви… Никогда!
Симагин вскочил и демонстративно положил правую руку на кобуру с пистолетом.
- Миром не захочешь со мной жить, - нервный тик передёрнул его широкое лицо. – Заставлю силой.
Он прошёл мимо застывшей хозяйки, и уже выходя на улицу зло бросил:
- Вечером приду!
На железнодорожный вокзал Антонина бежала, стараясь не думать об угрозе Симагина. Другие мысли занимали её голову. Неожиданный отъезд дочери нарушил привычный ритм жизни.
- Как же Сашенька будет одна жить на чужой стороне? – предсказуемо волновалась мать. – Она же такая легкомысленная и неприспособленная...
За тяжёлыми размышлениями Антонина не заметила, как добралась до места назначения. Там уже клубилась толпа родных отправляемых на работы подростков.
- Опоздала!
Оказалось, что их к тому времени погрузили в немецкие «теплушки» для перевозки скота и русские паровоз, натужно пыхтя, нехотя подкатывал к эшелону. Два пожилых железнодорожника без лишней суеты произвели его сцепку с крайним вагоном.
- Как же так? – недоумевала Шелехова. – Неужели я не увижу перед отправкой дочь…
Горькая весна 1942 года пока не набрала положенный природой ход. Моросил мелкий противный дождь, который смешивался на лицах провожающих с запоздалыми слезами.