Вторая кровь во мне — кровь моей убитой матушки — тихая, смиренная, глубокая, как русская река…

И эта кровь зовет меня к великому смиренью, и далеким монастырям, к святым отцам, к небесам… И тоже говорит, что земная жизнь перед Богом суета, трава, тщета, вода… да?..

О Господь мой!..

Крови разные — а цель одна… да?..

Дать тленному человеку вечную веру в вечный рай?.. да?..

Да!..

О Боже!.. Два Сада колышатся на историческом ветру — жаркий иудейский Сад и заснеженный русский Сад…

Но Плод у Них один — Бог…

И только Любовь соединяет Их, как соединила Она моего отца и мою мать… Израиль и Русь…

…И тут странное явленье, странный призрак плывет по дороге в тумане: девочка на велосипеде… Высокая… в вязаной шапочке спортивной и в спортивном узком костюме…

Стройная, как древняя египтянка, вырезанная на древних камнях…

Я медленно еду в тумане, и она останавливается около меня.

И вдруг сдергивает с головы шапочку — льняные, дивной шелковистости, длинные, ангельские, волнистые, осиянные, лучистые серебряные волосы, власы падают, разбегаются, разливаются на плечи её, и я впервые в жизни понимаю, почему все Святые отцы всех религий запрещают женам и девам распускать власы…

Ангел Серебряные Власы…

Древние раввины говорили, что дьявол пляшет на кончиках девьих волос…

А Она победно глядит на меня лазоревыми, русским глазами, очами…

Это не фригийские синь-васильки во ржи…

Это лесные дымчатые колокольчики во льне… (Лесные колокольцы тоже вымирают и тоже попали в Красную Книгу).

Никогда я не видел таких водопадных, искрящихся, херувимских влас и глаз-колокольцев текучих, лесных таких на человечьем лице…

А вся она, девочка-подросток, как птица райская пава, покрыта старинным, русским, павловопосадским платком… да!

Птица нагибается ко мне и говорит детским шепотом простуженным, неокрепшим, щекочущим, обольстительным:

— Сударь!.. Вы не желаете женщину?.. И старинную русскую любовь в стоге медового сена?.. С древней медовухой в царских кубках-потирах? С древнерусскими плясками и песнями?..

— А где ты видишь женщину?..

— Это я, сударь!.. Я знаю секреты старинной русской, боярской любви в сене! В копне! В стоге душистом! С песнями и плясками забытыми деревенскими! А я все умею!.. И щекотать до смерти, как русалка, умею…

— Ты не женщина. Ты ребенок… Поезжай немедленно к родителям. Иначе я сообщу в милицию…

А у меня нет родителей… Они спились, и их лишили родительских прав… а я учусь и живу в детском доме имени Михаила Горбачева… Он сам миллионы сирот натворил — и вот открыл один детский дом!.. Отец сирот… Убийца, растлитель родителей — стал отцом сирот… Как Сталин…

Я вздрогнул: откуда она знает о Сталине?..

— Девочка, уходи… Я не могу ничем помочь тебе…

…Тут она разочарованно собирает неистовые свои льны-власы, нимбы осиянные, и туго прячет, загоняет их непокорность, несметность их под бедную вязаную шапочку, как волка в клеть…

Потухают раздольные, неспокойные колокольцы лесные на точеном, выточенном словно из перламутра, недетском лице.

Что-то страшное, пронзительное, языческое, русалочье промелькнуло в очах её и погасло, как вопль на болоте…

А потом она быстро, призрачно пропадает в туманах, хлябях, болотах, кривых дорогах, уже не ведущих никуда, потому что окрест деревни опустели…

Последнее, что я увидел, была короткая лопата что ли в мешковине, которая была криво привязана к багажнику велосипеда, и я подумал: “Зачем ей лопата на дорогах?”…

О Боже!..

Ангел Серебряные Власы…

…Но за все мои страданья и страхи меня ждало чудо на дороге!..

Быть может, только на Святой Руси бывает такое снежное знаменье…

Туман неожиданно расступился, раздался, разбежался…

Стало далеко и прозрачно, студено, кристально видно…

И я быстрей поехал, и вдруг что-то дробно, шумно сыпануло на машину за моей спиной.

Я оглянулся и увидел, что первая снежная россыпь, первая ранняя метель, как белая сеть летучая, рассыпчатая настигает меня…

О Боже!.. Как свежо и прекрасно!..

Как рано на Руси является долгая, лютая хозяйка-зима!..

И я увидел, как хрустальная, алмазная россыпь летучая посыпалась на придорожные золотые дубравы!..

Какая свежесть! Какая невиданная красота!..

Я вдруг вспомнил того золотого шмеля в горах, бегущего от первой горной метели… Я?..

Но “первый снежок — не лежок”…

И я вспомнил опять стихи поэта безвестности неприкаянности русской — бродяги Z:

..Сыплет, сыплет снегопад на осенние леса…