Алекса взяла мобильный уже на втором звонке. Мать Полины говорила сбивчиво, ее голое дрожал. Видно, этот разговор дался ей нелегко. Они договорились встретиться в кафе, недалеко от дома Алексы, через два часа.

Прежде чем уйти, Алекса позвонила Сергею. Она больше не хотела оставлять Полину одну, опасаясь, что Варлам может вернуться или прислать кого-нибудь, поэтому попросила Сергея побыть здесь до ее возвращения. Естественно, не смог ей отказать и уже через полчаса был у Алексы.

— Прошу, позаботься о ней, — сказала она ему перед тем как уйти.

— Будет сделано! — улыбнулся Сергей. — Перед тобой лучшая в мире нянька.

— Ну уж! — рассмеялась Алекса, входя в лифт. Она ушла, а Сергей еще некоторое время смотрел ей вслед. Его взгляд приобрел мечтательное выражение. Хотя он вряд ли бы осмелился посмотреть на нее так в открытую.

Когда Алекса пришла в кафе, мать Полины уже была там. От острого взгляда вампирши не утаилось, что она сильно нервничает, но это было понятно. За прошедшие несколько дней она осунулась, под глазами залегли тени, хоть женщина и старалась скрыть их с помощью косметики. Да, видно, решение поговорить с Алексой действительно далось ей нелегко.

Женщина сразу узнала ее. Как можно вежливее поздоровавшись, Алекса села за столик и заказала бокал вина, просто чтобы отвязаться от официанта.

— С моей дочерью все в порядке? — был первый вопрос матери.

— Конечно, с ней все хорошо, — ответила Алекса, словно успокаивая ребенка.

— Хорошо, — рассеянно проговорила та, а затем добавила извиняющимся тоном. — Поймите, она наш первенец. Мы старались быть хорошими родителями! А мой муж… он просто вспыльчивый человек, он не хотел выгонять Полину из дома!

— Но все же сделал это. — Со стороны Алексы было жестоко говорить такое, но она не смогла сдержаться.

Мать Полины вздрогнула при этих словах как от удара и тихо спросила:

— Как она пережила это?

— А как вы думаете? В один миг ее мир рухнул, она потеряла все, во что верила. Полина проплакала всю ночь у меня на руках. Конечно, время сгладит боль, но шрам в ее душе останется навсегда.

— Боже мой! Неужели она действительно стала этим существом… вампиром?

— Не стоит задавать вопрос, на который уже знаешь ответ, — ответила Алекса.

— Неужели она никогда не сможет вернуться домой?

— Она не пленница и вольна делать то, что хочет. Когда ее боль пройдет, возможно, она захочет видеться с вами. Я не буду препятствовать этому. Но к прошлому обратной дороги нет. Она стала другой, и в то же время осталась прежней. Она — вампир. Ночь ее дом, а кровь — ее пища.

— Надеюсь, это хоть не доставляет ей боли!

— Боль теперь значит для нее нечто другое. Болезни ей не страшны, она почти не чувствует физической боли, как и все мы. Только солнечный свет может причинить ей настоящую боль и, может быть, огонь.

— Я просто не знаю, как теперь к ней относиться, — Мать Полины выглядела совершенно растерянной.

— Поймите, ничего такого уж страшного не произошло. Да, она должна пить кровь, чтобы жить, и проживет столетия, не старея ни на день. Но она по-прежнему ваша дочь, и ей нужны ваши понимание и любовь. В том, что она стала вампиром, нет ее вины.

— Я понимаю. Но все произошло так неожиданно! Как же она теперь будет жить? Ведь она еще совсем ребенок.

— Да. Полина совсем молоденькая девушка, а как вампир — вовсе младенец, неоперившийся птенец. Пройдут годы, прежде чем она поймет самое себя.

— Но кем она станет? Порожденьем ночного кошмара? Я так мечтала, что она выучится, достигнет положения в обществе, заведет семью, детей…

— Она будет знать и уметь гораздо больше, чем обычный человек, а что касается диплома… возможно, когда-нибудь она получит и его, когда возросшая сила вампира убьет в ней страх перед солнцем. А семья, дети… Она может иметь детей и рано или поздно встретит того, кого полюбит. И не важно, будет это человек или вампир, мужчина или женщина.

Последняя фраза явно покоробила мать Полины. Она сказала:

— Вы всерьез полагаете, что моя дочь может полюбить… женщину? Уж не вы ли сами…

— Нет. Это лишь слова. Мы живем столетия, а то и тысячелетия, и гораздо спокойнее и терпимее относимся к подобным вещам.

Было видно, что от этих слов мать Полины вздохнула с облегчением. «Как глупо, — подумала Алекса, — Совсем недавно ее убивала мысль, что ее дочь стала вампиром, а теперь ее больше беспокоит, не лесбиянка ли она». Но вслух она ничего не сказала. С таким Алекса сталкивалась и раньше, а корни подобного ханжества были еще глубже — в средних веках, во временах свирепствования инквизиции, когда гонениям подвергались все, кто хоть как-то отличался от других.