Шрифт:
За короткое время своей болезни Василий Алексич успел привыкнуть к тому, что все говорят ему только приятные слова из опасения чем-либо его расстроить. На всякий случай никто даже не упоминал о масленичных гуляниях и игрищах, столь любимых в любом доме. И вот теперь ему пришлось слушать молодого князя, которого он ненароком рассердил не только своим упрямством в споре, но и нападками на домашних. От этих нападок он, как ни старался, не смог сдержаться и при князе, чем, кажется, вконец его прогневил.
Посадник, почувствовав это, дальнейшие слова князя слушал не слишком внимательно, хоть и старался, но обида мешала сосредоточиться. Понял Василий Алексич лишь то, что князь хочет, чтобы он показал ближним княжеским боярам земли окрест города, посоветовал, где они могли бы обустроиться. Князь, улыбаясь, говорил что-то о том, что некоторые из его людей приглядели себе в Москве невест и хотели бы обзавестись семьями, обосноваться в крае, который пока хоть и скрыт под снежным покрывалом, пришелся его людям по нраву и кажется им благодатным. Посадник согласно кивал, пытался улыбаться, но улыбка выходила какая-то кривая, и, понимая это, он еще больше смущался и сердился на себя.
Поговорив еще немного и услышав от посадника заверения в том, что поручение, данное им, будет исполнено лучшим образом, и люди его останутся довольны, князь поднялся с лавки и стал прощаться, сверля взглядом Василия Алексича, который чувствовал этот пристальный взгляд, но изо всех сил делал вид, что его не замечает. За князем поспешил и сотник. В тот момент, когда воевода, кряхтя, тоже стал подниматься с места, в горницу бочком вошла Анастасия Петровна. Увидев гостей, собравшихся восвояси, она всплеснула руками.
— Неужто покинете дом наш, угощений не отведав, — проговорила неуверенно супруга посадника.
— Пора нам, хозяйка дорогая! Мы и так у вас засиделись. За приглашение отведать угощения, которыми, я знаю, дом ваш славен, благодарствую, как-нибудь в следующий раз угостимся, — сказал добродушно князь и, оглянувшись на посадника, задумчиво произнес: — У нас с сотником еще дело есть, а вот Егора Тимофеевича, ежели хозяин не против, могу у вас оставить. Он нынче знатно потрудился. Ты как, Егор Тимофеевич, согласен?
— Зачем ты меня, Михаил Ярославич, подозрением обижаешь? Разве ж я могу быть против такого гостя дорогого. А, Егор Тимофеевич, оставайся! Посидим чуток, потрапезничаем, — как-то жалобно попросил посадник.
— Что ж, ежели князю нынче я не надобен, — начал воевода, которому просьба посадника была как нельзя кстати.
— Раз хозяин зовет, оставайся, — кивнул князь и, похлопав воеводу по плечу, шагнул за порог.
На улице было уже совсем темно. По мутному небу проплывали почти прозрачные рваные облака, предвестники грядущего ненастья.
Князь сразу же подумал о том, как бы непогода не помешала встрече с Марьей, но, услышав рядом тяжелый вздох сотника, отвлекся от своих мыслей и вгляделся в его молодое лицо.
— Что не весел? — спросил князь, поворачивая коня в сторону своих палат.
Сотник ответил не сразу. Он снова тяжело вздохнул и наконец решился открыть свою тайну, о которой, кажется, догадывались уже все вокруг.
— Люба мне, князь, дочка посадника, — проговорил он мрачно и опять вздохнул.
— Так что ж вздыхаешь тяжко? — поинтересовался князь. — Девица пригожая, и отец в ней души не чает, наверняка и приданое богатое за ней даст. Будете жить–поживать да добра наживать, детишек растить.
— Может, княже, ты прав. Только в том и загвоздка, что у Василия Алексича она дочка любимая, — безнадежно махнул рукой сотник и пояснил: — Он, видно, понял, что мне Вера по сердцу пришлась, и сразу косо на меня стал смотреть, а ей, бедняжке, от него достается: чтобы она теперь ни делала, всем недоволен.
— А она-то как? — спросил князь.
— Плачет да слезы втихомолку утирает, — ответил Василько и замолчал.
— Я не о том. Ясно, что плачет да на отца обижается. Ты мне скажи, к тебе-то как она? Сговорились ли вы? Узнал ли, люб ли ты ей? — проговорил князь нетерпеливо.
Сотник перебрал поводья, посмотрел на пелену, закрывавшую звездное небо, и только потом, опять тяжело вздохнув, сказал:
— Думаю, и я ей приглянулся.
Князь терпеливо ждал, когда сотник продолжит свою исповедь.
— Поначалу она как меня завидит, сразу куда-то убегала. Только посмотрит украдкой да зарумянится. А эти дни, что я по твоему приказу в их доме чаще, чем в дружине, стал бывать, она, видать, попривыкла ко мне. Словом с ней удалось не однажды перекинуться, даже руки ее нежной коснуться довелось. О том, что полюбилась она мне, только не смог сказать. На ходу о таком разве скажешь!