И во Франции, и в Англии все ступени государственного аппарата были заняты дворянами. Государственные должности переходили из поколения в поколение на протяжении столетий. Семейства Осмонд и Фэншоу сохраняли за собой пост контролеров королевских доходов с середины X V I почти до конца XVII века. Подобная «оккупация» должности была вполне закономерным явлением: хотя в Англии обыкновение покупать места на государственной службе не афишировалось, но укоренилось оно столь же прочно, как и во Франции. При Тюдорах корона постепенно теряла контроль за назначениями, продавая должности, жалуя должности в пожизненное пользование или передавая очередь на их занятие (из-за этого претенденты образовывали фиксированную очередь в ожидании той или иной должности, что лишало монарха свободы выбора). Владельцы должностей могли даже препятствовать короне создавать новые места на том основании, что это ущемляло их имущественые права.2 В министерствах страны доминировал узкий круг знатных семейств. Тауншенды, Пеламы, Питты, Гренвиллы и Темплы для Англии были тем же, чем кланы Фелипо, Ноай, Ламуаньон и Бриенн — для Франции. Простое перечисление имен не даст нам представления о том, что любой аристократ имел брачные связи с другими фамилиями, а его семейство обладало множеством боковых линий. Не специалисты могут не знать, что Морепа, Деврийер и Понтшартрен принадлежали к одному клану Фелипо. Связи внутри элиты были крепкими, а родство и дружба для аристократов были главными узами и определяли их политическую позицию. Репрезентативные учреждения также были открыты для знати: так, представители семейства Гроунер занимали одно из двух парламентских мест от графства Честер на протяжении 159 лет. Несмотря на разницу в деталях, и французская и английская элита использовала репрезентативные органы как место для осуществления диалога с короной.

Дворянство доминировало не только в официальной системе управления. Легкий доступ ко двору, которым пользовались французские гранды и английские лорды, позволял им сохранять свое влияние на местах, которым пользовалась королевская власть. Историки тюдоровской эпохи лишь недавно стали акцентировать важность неформальных контактов между короной и правящей элитой. До учреждения в 1550 году постов лордов–лейтенантов дворянство не занимало официальных должностей в английских графствах. И все же Генрих VII и его сын не могли обойтись без содействия

1 Cannon J. 1984. Aristocratic Century. Cambridge University Press. P. 125, 140-

147, 177; Williams P. 1979. P. 74.

2 Williams P. 1979. P. 93; Brewer J. 1989. P. 1 7 .

дворян. Роль знати в местном управлении представляется спорной. Некоторые историки, например Стоун и Уильяме, полагают, что король старался подорвать влияние местных магнатов, например семейств Говрад и Перси, и предпочитал опираться на менее знатных дворян, всем обязанных ко–роне.1 Эти авторы, избегая употреблять термин «формирование среднего класса», считают, однако, что сильная монархия XVI столетия для эффективного управления регионами нуждалась в новых приверженцах, не обладавших на местах собственной властью. Другие влиятельные исследователи, например Бернар, утверждают, что, как и во Франции, в Англии целью короны было взять в провинции то, чего у нее самой не было. Поэтому королевской власти было выгодно использовать людей, имевших в данной местности большое влияние.2 Однако следует помнить о том, что число могущественных региональных владетелей, к тому же взрослых, лояльных к короне и компетентных, было ограниченно. Там, где таковых не оказывалось, приходилось искать альтернативное решение. То, что семейства Тэлбот и Стэнли сохраняли свою власть на протяжении долгого времени, говорит о том, что следует различать гонение короны на знать вообще и отношение к отдельным дворянам, попавшим в немилость к монарху.

По всей видимости, такая ситуация сохранилась и в XVIII столетии. В своих работах Стоун представил нам грандиозную картину упадка экономической, социальной и военной мощи дворянства. По его мнению, пострадал и патронат, основа власти дворянства, который уступил место «собственническому индивидуализму» (каждый отвечает сам за себя и не думает о других). Гипотезу Стоуна следует оценивать с осторожностью. Поскольку патронат считался основой социальной стабильности, опасения о его сохранении всегда сильно преувеличивались.3 Кроме того, лояльность не была проявлением сентиментальности дворян. Кажется, что во времена Ганноверской династии клиентела и патронат были столь же значимы, хотя при Георгах рост постоянной армии вынуждал лордов оказывать короне финансовую, а не военную помощь. Министры Георга II были столь же внимательны к своим дворянам, как и Елизавета I, а возможно, и более, так как парламенты и выборы стали проводиться с большей регулярностью. Социальные, военные или электоральные инициативы знатных семейств, например Лоутеров в Уэстморленде или Фитцвильямов в Йоркшире, нельзя

1 Williams P. 1979. P. 428-451.

2 Bernard G. W. 1985. The Power of the Early Tudor Nobility. Harvester. P. 197-

205; Gwyn P. 1990. The King's Cardinal: The Rise and Fall of Robert Wolsey. Barrie

a n d Jenkins. P. 21-35.

3 Coward B. 1988. Social Change and Continuity in Early Modern England 1550-

1750. Longman. P. 28-29; Stone L. 1965. The Crisis of the Aristocracy 1558-1641.

Oxford University Press.

было игнорировать. Следовательно, ключевые позиции в местном управлении до сих пор находились в их руках.1 Когда в революционные 1790–е годы Питт был встревожен настроениями в государстве, контроль и разведку на местах он осуществлял через местную аристократию и мировых судей. Точно так же поступал и Кромвель в 1530–е годы во время кризиса Реформации.

В этом Англия являла абсолютное сходство с Францией. Ни в одной стране никогда не предпринималось наступление на дворянство как таковое. Заклятым врагом знати считается Ришелье; однако Берген показал, что кардинал приложил немало усилий, чтобы ввести свое семейство в число аристократических. Он стремился привести дворян к повиновению, а не подорвать их власть и престиж. Семейство Ноай из Лангедока не утратило своего значения, когда XVII век сменился XVIII. Ни в Англии, ни во Франции государь не мог властвовать, опираясь только на официальные институты и бюрократические у ч р е ж д е н и я. До конца X I X столетия мысль о необходимости подчиняться решениям правительства не внедрилась в умы настолько, чтобы государство смогло отказаться от построения клиентелы.2 Оба режима опирались на пирамиду патроната, основание которой находилось в провинции, а вершина — при дворе.

Но хотя система клиентелы в обеих странах сохранялась, постепенно менялась ее основа. Поскольку во Франции при королевском дворе принимались основные решения о применении политических и военных прерогатив, а также распределялся патронат, гранды все чаще стремились попасть на гражданскую или военную службу короне. Поэтому им приходилось проводить в столице больше времени. Прежде положение мелкого дворянства при дворе вельмож укрепляло взаимодействие двух слоев знати. Однако если резиденцию гранда в провинции обслуживало минимальное количество слуг, этот дом терял прежнее политическое значение и становился рядовым хозяйством; если сеньор отсутствовал, то ему не требовалась и благородная свита. Домашние хлопоты стали делом прислуги. К 1700 году эскорт, прежде окружавший грандов на войне и при выходах в свет, исчез.3