– Поэтому вы проводите так много времени с мальчишками?

– Со скаутами?

Она кивнула и подумала: "Надо бы спросить его о Майкле. Возможно, он и с ним столько возится лишь из-за своей потери". Но язык отказывался повиноваться.

– Да. Я люблю детвору. Хотя, - он подмигнул, повернувшись к ней, семнадцать шалунов в соседнем дворе по-прежнему меня настораживают.

– На этой неделе их было только десять. И вас никто не будил в шесть утра, заметили? Хилари гостит у своей бабушки.

Она знала, что он улыбнулся лишь из вежливости. Потому что она пошутила. Ему до сих пор тяжело вспоминать прошлое, вот и сейчас сразу погрустнел.

Похлопав себя по карману, Таннер достал и бросил на ее подушку визитную карточку.

– Позвоните этому парню. Его зовут Дэнни Уильяме, он тренер детской баскетбольной команды. Он сказал, что может потренировать всех желающих выполнить скаутские нормативы.

Маленькая карточка лежала на подушке как Приглашение, Должна ли она принимать его?

Грациозно опустившись на колени, она перенесла всю тяжесть на бедро и склонилась над карточкой. И не подозревала, что выглядела в этот момент прекраснейшей женщиной в мире. Подняв глаза на Таннера, она с упреком произнесла:

– Опять вы балуете Майкла. , - Я обещал ему. Она разгладила загнутый уголок карточки и сказала:

– Огромное вам спасибо.

– За что?

– За то, что всегда держите слово.

– Это было не трудно.

Кэтрин допила коктейль, прежде чем снова взглянуть на Таннера.

– Вы так много времени уделяете Майклу. Для него это очень много значит.

– Вот и отлично. Рад слышать это.

– Правда, мне стало намного тоскливее. Я часто остаюсь одна.

Таннер протянул руку и забрал у нее пустой фужер.

– Ревнуете?

– Есть немного. Это вас удивляет?

– Нисколько.

– Мы всегда были дружны с сыном. До последнего времени. Сейчас же я просто мама, которая придумывает нелепые правила и настаивает на том, чтобы в девять он был в постели.

– Он еще вернется к вам.

– Я знаю.
– Тепло от камина и коктейля благодатно разлилось по ее телу. Словно уговаривало прикорнуть рядышком.

Светлые волосы Кэтрин отражали всполохи пламени, приобретая рыжеватый оттенок, который ежесекундно менялся.

Таннер не удержался и потрогал локон, даже потер его между пальцами.

– Что-то мы сегодня грустные, - мягко произнес он. Она немного подалась вперед, к нему.

– Наверное, Мы просто утомились после нашей дикой поездки.

Он слегка дернул ее за локон.

– Дикой? Я ни разу не разогнался как следует. Как и обещал.

– Вы сделали гораздо больше, чем обещали. Никогда бы не подумала, что это может быть таким возбуждающим.

Он рассмеялся.

– И это вы называете возбуждающим? Тогда каким вы назовете наш совместный вечер?

– Наши посиделки у камина? Уютными, - Это когда сидишь в стоптанных тапочках и халате?

– Нет. Это когда надеваешь любимый старенький свитер и сразу же ощущаешь, что это именно то, что надо. Пусть немодный и непрезентабельный, но лучше его ничто не согреет.

В глазах Таннера зажглись веселые искорки.

– Вот и попробуйте примерить меня, Кэтрин. У меня немного обтрепались манжеты, возможно, что и цвет слегка выгорел, но внутри все еще крепкое, надежное.

– И гладкое. Как бархат, да?

Он отвел в сторону ее волосы и нежно погладил костяшками пальцев лицо.

– Вы всегда во всем подозреваете худшее.

– Извините. Дурная привычка. Никак не могу от нее избавиться.

– А вдруг мне удастся положительно повлиять на.., тебя?
– Он придвинулся к ней ближе, и жилочка на шее Кэтрин трепетно запульсировала.
– Ты позволишь мне попробовать?

Лучше бы он не спрашивал. Так не хотелось выбирать между налаженным старым образом жизни и туманным и неведомым новым. Но возбуждение уже охватывало ее плоть, заставляя забыть о здравом смысле. Однако она была опытным бойцом и поступила так, как поступала во все трудные моменты жизни - собрала свою волю в кулак и приготовилась к сражению.

– Только не на ваших условиях, - ответила она. Хотя сердце ее тоскливо сжималось, она решительно прижала пальцы к его губам, словно запрещая любые глупости. Ведь губы эти были всего в паре дюймов от нее.
– Я совершенно не желаю поглядывать через забор всю оставшуюся жизнь, жалея, что совершила непоправимую ошибку. Думаю, что и вам это совсем ни к чему, Таннер.